ВЫСКАЗЫВАНИЯ НЕКОТОРЫХ УЧЕНЫХ-ИСТОРИКОВ
О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧУВАШСКОГО НАРОДА

(Сборник статей, Чебоксары, 1957 г.)

В.А.Серебреников, член-корреспондент Академии наук СССР
“Предки чувашей и камских булгар проникли на территорию Чувашии и Татарии значительно раньше кыпчакских тюркских племен. В процессе взаимодействия камско-булгарского языка и языка вторгшихся на территорию Татарии тюркских кыпчакских племен одержал верх тюркский язык кыпчакского типа, легший в основу современного татарского языка”.

Н.А.Андреев
"Основным компонентом чувашского народа является тюркский элемент, сохранивший свою самостоятельность, свой язык и давший народу свое национальное название".

И.В. Денисов
“Имеющийся этнографический материал не позволяет, по крайней мере, сделать вывод о том, что чуваши в древней¬шей основе – местная народность, родственная финно-уграм”.

В.Д. Димитриев
"Высказывания Н.И.Ашмарина: "Следует думать, что древние волжские булгары были известны под этим назва¬нием только у других народов, сами же называли себя чувашами".
"Огромное количество левобережных сувазов (чувашей) в ХIII-Х1V веках и начале ХV столетия переселилось в северные районы левобережья Волги, в Приказанье. Несмотря на отатаривание значительной части этих чувашей, много их было в Казанском уезде даже в ХVI-XVIII вв. В актах XVI – начала ХVII вв. в Казанском уезде мне удалось зафиксировать до 100 чувашских селений, а Н.Р.Романским обнаружено всего 100 чувашских деревень".
"Левобережные чуваши постепенно отатаривались. Архив¬ные документы свидетельствуют о том, что в первой половине ХVII в. в Казанском уезде многие чуваши принимали ислам и начинали именовать себя татарами".
Так, в ввозной грамоте, выданной служилому татарину Досмаметку Кучкееву в 1612 г. было написано: "в Ка¬занский уезд, по Зюрейской дороге в починок Трюк-Тямти. Ко¬торая земля дана была во 109 (т.е. 1601) году на ясак чувашу Кучкею Мереткозову, Абызу, и ныне та земля в починке Трюк-Тямти дана в поместье того же Кучкея Абыза сыну, служилому татарину Дюсмаметку в его оклад во 100 и 50 чети для его службы".
"В 1673 г. в деревне Ачи Зюрейской дороги Казанского уезда живут ясачные татары. Но своими родителями, отцами и дедами, они называли ясачных чувашей этой деревни.
Быстрый рост численности казанских татар был обусловлен, прежде всего, отатариванием, главным образом, чувашей, а также марийцев, удмуртов и др."
"Чувашская народность сформировалась в X-XV вв. путем ассимиляции булгарами-сувазами финно-угорского, в частности марийского, населения.
Историческими потомками булгар наряду с чувашами являются и казанские татары, в этногенезе которых значительную роль сыграли также кыпчаки".
И.Д. Кузнецов
"Таким образом, чувашский язык был языком булгар, языком не только разговорным, но и письменным, счетоводным. Этнически, бесспорно, булгаро-чувашское тождество".
"Казанские татары тоже причастны волжским булгарам, исходная часть их – это в самом деле омусульманившиеся булгары.
Б ХVI в. татар численно было меньше чувашей. Число татар в дальнейшем росло, в значительной мере за счет мусульманизации, главным образом, чувашей, а также марийцев, удмуртов и др.
Многочисленное чувашское население Казанского уезда было поглощено татарами".

Древняя история чувашского народа. -1948 г.
Д.И.Смирнов
История чувашского народа является вопросом, мало разработанным в науке. В исторических документах это имя впервые упоминается в первой половине ХVI в. Ни восточные путешественники, ни русские летописцы ни оловом не огова¬риваются о чувашах. Это, может быть, объясняется тем, что чуваши были известны в то время под другим именем, каким могли быть буртасы и булгары, под которыми скрывается ряд народов Средней Волги.

Исследования об инородцах Казанской губернии. - 1875 г.
В.А.Сбоев.
(Заметки о чувашах)
“И хлеба, и скота, и пива, и меду у чувашей было всегда вдоволь. Никогда ни в деревне, ни в городе не увидите вы нищего чуваша”.
“Чуваш отлично гостеприимен, хороший семьянин, отлич¬ный работник, но снабжен очень покатым горлышком”.
“Чувашский язык – есть чисто тюркское наречие, с примесью слов арабских, персидских и русских, и почтя без всякой примеси слов финских”.
“Сродство чувашского языка с тюркскими наречиями не подлежит ни малейшему сомнению. Я неоднократно указывал на одинаковые слова у татар и чувашей. Можно распространить это сходство от первого до последнего слова в чувашском языке, исключив только русские, арабские, персидские и монгольские выражения”.
“Чувашский язык – есть тюркское наречие. Чуваши – народ довольно многочисленный, разбросанный густыми группами на пространстве четырех губерний: Казанской, Симбирской, Саратовской и Оренбургской. Ни у арабских путешественников, ни у русских до 1551 г. не встречается имени “чуваши”.
Прямое заключение из этого – народ в древности был известен под другим названием. Под каким же именно. Не имеет ли он родства с жившими в Х в. на берегах Волги буртасами?
Многое заставляет нас предполагать тождество буртасов и чувашей.
1) Чуваши и доныне занимают северную часть земли буртасской.
2) Само имя “буртасы” или “буртассы” объясняется из чувашского наречия “обитаемые”.
3) Настоящее название “чуваши” – есть буквальный перевод слова “буртасы”.
4) Другой город буртасский Сивар, как и [слово] “буртас”, имеет признаки чувашского происхождения: “сывар” от “сыврак” - спать, покоиться.
5) Хазарская пограничная крепость Шора-кил (Белый дом) на греческом “серкаль” (нет в языке "ш"), а по-русски – Белая вежа – буквально.
6) В древнем месте своего жительства буртасы оставили свои названия местностей”
7) Северная граница буртасской земли – Сингелей (сине - новый, кил – дом). А потом Симбирск (сине порт - новый дом) и т.д.
В заключение скажу, что я гипотезой о тождестве буртасов и чувашей хотел дойти до решения исторического вопроса, куда вдруг девался с берегов Волги народ многочисленный, торговый и довольно образованный – буртасы – и откуда, спустя несколько столетий потом, почти на тех же местах появился народ невежественный, грубый, но говорящий языком, в котором видно сильное влияние образованных наций – чуваши.
(По мнению автора, в татарском языке монгольских слов совсем нет, а в чувашском – много).
(Выписал И.Г.Максимов. 1967 г.)

НЕКОТОРАЯ ЛИТЕРАТУРА К ВОПРОСУ О КРЯШЕНАХ

Татары Среднего Поволжья и Приуралья. Ред. Н.И.Воробьев и Г.М.Хусамутдинов. – Казань, 1968 г.
Сперанский Аристарх. Казанские татары. – Казань, 1914 г.
Воробюев Н.И. Кряшены и татары. – Казань, 1929 г.
Матвеев С.М. Гадание на кольцах у крещеных татар. – Казань, 1907
Даулей. Святки у крещеных татар. – 1903
Одигитревский Н.Н. Крещеные татары Казанской губернии. – 1895
Софийский Илья. Заговоры и заклинания крещеных татар Казанского края. – 1878
История Татарской АССР. – 1961
Андрей, епископ. О мерах к охранению Казанского края от постепенного завоевания его татарами
П.Знаменский. Казанские татары. – Казань, 1910
А.Ф.Можаровский. Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев. – Москва, 1880
В.М.Горохов. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. – Казань, 1940
Григорьев Д. Зовите нас крещенами. – Журнал Известия по Казанской епархии, 1906, № 14, 15
Данилов С. Воспоминание старокрещеного татарина из его жизни. – Журнал Странник, 1872, т. 3
Жертвоприношения крещеных татар. – Газета Казанский телеграф, 1895, № 589
Знаменский П. На память о Н.И.Ильминском. – Казань, 1892
Износков А. Список населенных мест Мамадышского уезда. – Труды VII археологического съезда в Казани, т. I, отд. II. – Казань, 1884
То же Лаишевского уезда. – Газета Казанские губернские ведомости, 1891, № 12-18
Крещеные татары. – Журнал Церковный вестник, 1884, №№ 51, 52
Казанская центральная крещено-татарская школа. – Казань, 1887
К 50-летию крещено-татарской школы. – Казань, 1914
Журнал Епархиальные известия за последние 10-15 лет до революции
Исторические труды Казанского университета.
(Подборка И.Г.Максимова) 

ПРИЛОЖЕНИЕ 4
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО

КРЯШЕНЫ, ИХ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И
ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ

(Предварительные замечания)

Одной из важнейших задач общественных наук является, в частности, исследование историко-этнических аспектов и предпосы-лок современного национального процесса. Значение этой проблема-тики для такого многонационального государства, как Советский Союз, трудно переоценить. «Национальные отношения и в обществе развитого социализма, - подчеркивает Л.И.Брежнев, - это реальность, которая постоянно развивается, выдвигает новые проблемы и задачи» (Л.И.Брежнев. О 50-летии СССР. – М., 1972, с. 24).

Для исследователей, занимающихся проблемами межнациональ-ных отношений, нет более благородной задачи, чем установление явлений и фактов, способствующих развитию и углублению взаимопонимания между народами. Отсюда важно при решении проблемы происхождения тех или иных этнических единиц особо выделять и развивать явления и факты, характеризующие не только общность исторических судеб отдельных народов, но и указывающие на общность природы их происхождения.

С этой точки зрения большой практический и научный интерес представляет решение проблемы происхождения кряшен.
Кряшены – этноним для обозначения самобытной группы в составе современной социалистической нации, более известной как крещеные татары. Этноним этот служит самоназванием и в настоящее время для довольно многочисленной группы народа. Количество кряшен по переписи 1926 года только на территории современной Татарии достигало 100 тыс. Кроме того, значительное число их проживало в Башкирии, Удмуртии, на Южном Урале, в Сибири, а также отдельными поселениями они встречались в Кировской и Куйбышевской областях и даже в Забайкалье и на Дальнем Востоке. По данным Центрального отдела кряшен при Наркомнаце РСФСР, общая численность этой народности в 1920 году была около 350 тыс. человек (См. «Образование Татарской АССР». Сб. документов и материалов. – Казань, 1963, с. 180).
Мы сказали «народности» не случайно. Известно, что кряшены в состав татарской буржуазной нации, сложившейся к концу XIX века, не входили, а вплоть до начала 30-х годов текущего столетия были официально признанной народностью, пока в результате, как мы считаем, поспешных «научных» выводов они еще не были найдены «природными» татарами, отличающимися от основной массы татар лишь своим вероисповеданием.
Этому способствовал целый ряд объективных и субъективных причин. Не останавливаясь подробно на этих причинах, укажем только, что сколько-нибудь серьезных научных изысканий относительно происхождения кряшен в дооктябрьский период не проводилось. Если кто и занимался этим вопросом, то лишь по миссионерским соображениям. Для большинства же миссионеров было «все понятно»: кряшен – это инородец, говорящий на «татарском языке» (до тонкостей этнического происхождения объектов крещения им вовсе не было дела), но поскольку он освоил азы христианства, следовательно – крещеный татарин.Правда, в предреволюционные годы на страницах печати стали появляться публикации авторов из самой кряшенской среды, в которых отчетливо проявлялась тенденция к абсолютизации самобытности этой этнической общности. Но публикации эти, написанные в буржуазно-националистическом духе, по глубине рассуждений не шли дальше краеведческих очерков.

В середине 20-х годов по социальному заказу проблемой происхождения кряшен занялся этнограф Н.И.Воробьев. Проведенные полевые исследования позволили ему опубликовать небольшую книгу «Кряшены и татары» (1929), в которой он показал, что, несмотря на наличие множества общих точек соприкосновения с татарами, кряшен все же нельзя отождествлять с ними и связывать возникновение этой этнической группы с их крещением. В частности, он столкнулся с весьма любопытным фактом, когда жители ряда селений Свияжского кантона назвали себя «некрещеными кряшенами». Факт этот при всестороннем научном освещении уже сам по себе мог бы привести к перспективным выводам, проливающим свет на многие загадки истории Средневолжского края. Однако ни сам Воробьев, ни его последователи в дальнейшем уже не возвращались к этому «курьезному случаю». Он был «забыт». Мало того, Воробьев в своей монографии «Казанские татары» не добавлял ничего существенного к уже сказанному о кряшенах, причислил последних к казанским татарам, само происхождение которых остается до сих пор недостаточно изученным.
Подавляющее большинство ученых, которым так или иначе приходилось сталкиваться со словом «кряшен», полагает, что оно – результат деформации русского слова «крещен» в его татарском произношении. В принципе вполне можно отождествить эти два слова, как можно допустить тождество понятия «кряшен» и «крещеный татарин», тем более, когда сама история их происхождения связывается с процессом христианизации нерусских народов Среднего Поволжья и Приуралья.
Беда, конечно, не в том, что из списка народностей было вычеркнуто одно название, и с точки зрения повседневности ничего предосудительного не произошло. Физическое существование кряшен не прекратилось, мало того – былая народность получила более широкие возможности для развития в рамках социалистической нации, если не считать малосущественных утрат и накладок, неизбежных в таких случаях. Дело в другом…
С включением кряшен в состав татарского народа фактически прекратились и надолго всякие изыскания в области происхождения этой очень интересной в научном отношении этнической группы. В опубликованной сравнительно недавно (1977) книге Ю.Мухаметшина «Татары-кряшены» нет ничего из того, что расширяло бы наши знания о них. Написанная в традициях воробьевской этнографичес-кой школы, эта книга лишь описывает, (нередко тенденциозно), но никак не объясняет самобытные факты и явления материальной культуры кряшен. Что же касается их духовной жизни, то они почти не затрагиваются.

А между тем следовало бы каждое явление самобытности объяснить: откуда оно? Тем самым, очень возможно, были бы получены ответы на многие неясные вопросы относительно происхождения не только кряшен, но и казанских татар в целом. В этом мы и видим основную цель углубленного изучения сущности отдельных групп того или иного народа.
На основе пристального внимания к самобытным явлениям в материальной культуре и духовной жизни кряшен у нас сложилось убеждение, что эта этническая группа сложилась ранее середины XVI века, и процесс ее формирования никак не связан с крещением. Отсюда выдвигается гипотеза: Кряшены, как и значительная часть казанских татар-мусульман, имеют непосредственную связь с выходцами из земель, соседствовавших с Волжско-Камской Булгарией, а в дальнейшем – с Казанским ханством, с запада. Кто эти выходцы – славяне, или частично «ославяненные» финские племена мурома и меря? – на этот вопрос без специальных исследований невозможно дать однозначного ответа. Но можно полагать, что среди них были и те, и другие, тем более, что микромиграции с запада на восток происходили в течение всего периода с IX по XVI вв. Конкретизируя высказанную гипотезу, можно сформулировать ее следующим образом: Кряшены, как и значительная часть казанских татар-мусульман – суть потомки славян и ославянившихся финских племен, в разное время средневековой истории края оказавшихся в среде булгаро-татар.
В пользу нашей гипотезы говорят следующие общепризнанные факты:
1. Многие исторические источники указывают на то, что государство волжско-камских булгар было славянским государством, и, наоборот, нет ни одного известного письменного источника, который отрицал бы наличие славян в среде булгар хотя бы частично.
2. Тесные контакты между славянами и булгарами подтверждены данными археологии.
3. В топонимике края сохранилось множество слов, объясняемых только через этимологию русского языка, или же необъяснимых ни одним из существующих тюркских и финно-угорских языков (языки муромы и мери до нас не дошли).
4. В быту, а главное – в духовной жизни кряшен сохранились рудименты языческого прошлого славян, что никак не может быть объяснено их христианизацией.
5. Устное народное творчество кряшен не знает эпоса, отличного от славянских, практически все их поговорки, пословицы, загадки – суть кальки соответствующих образцов русского народного творчества. Музыкальный фольклор их отличается от фольклора тюркских и финно-угорских народов, приближаясь к русскому.
Мы перечислили лишь некоторые из наиболее очевидных и никем не оспоряемых фактов, перечисление которых можно бы продолжить. Но для доказательства нашей гипотезы, как мы сами понимаем, их совершенно недостаточно.
Сложности на пути к постижению истины начинаются уже с такого казалось бы малосущественного элемента, как самоназвание исследуемой этнической группы – кряшены. Что оно обозначает? Строго говоря, любой этноним означает только одно: название народа, и больше ничего. Так, до сих пор еще не выяснено значение слова «рус», веками служащего названием великого народа.

В данном случае нам очень важно выяснить: как произошло слово «кряшен», какое значение оно имело при своем возникновении? Попытки выяснения этимологического смысла слова «кряшен» предпринимались (весьма кустарным способом) и раньше. В результате, как мы считаем, ложно этимологических сопоставлений было найдено, что «кряшен» очень близко к русскому слову «крещен». И в итоге вывод: «кряшен» - это деформированное слово «крещен» в его татарском произношении. Уместно вспомнить в связи с этим одного из героев сатирического произведения Ш.Мухамедова, который, обратив внимание на созвучие татарского слова «мяче» (кошка) с русским – «мясо», «открыл» для себя татарское заимствование в русском языке.

Данные ложной этимологии, которые часто кажутся очевидными и неоспоримыми, нередко находят признание. В данном случае, чтобы «научно» обосновать тождество слов «кряшен» и «крещен», Р.Ахметьянов в своей работе «Сравнительное исследование чувашского и татарского языков» (М., 1978) находит родство слова «керяшен» с чувашским словом «хересчен», которым чуваши-язычники якобы называли чувашей-христиан. В какие времена, неизвестно. В 17-томном чувашско-русском словаре Н.Ашмарина (1902-1918 гг.) слово «хересчен» не зарегистрировано, а в чувашско-русском словаре (М., 1961) читаем: «керешен» (разг.) – потомок обруселого чуваша. А этот зарегистрированный факт говорит только в пользу нашей гипотезы, ибо Кряшены, как можно убедительно показать в дальнейшем, на своем пути с запада на восток прошли через «чувашский фильтр», и, несомненно, чувашский компонент кряшен довольно значителен.

Интересную мысль высказывает этнограф-любитель Д.М.Васильев, допуская связь слов «кряшен» - «христианин» - «крестьянин» в несколько ином аспекте. Присоединяясь к гипотезе славянского происхождения кряшен, он тем не менее считает, что самоназвание их восходит к тем временам, когда северо-восточных славян-земледельцев называли христианами (отсюда – крестьяне), а этноним «русский» еще не получил широкого распространения. Что же, допустимо…
Однако этнонимика, базирующаяся на исторической семантике, имеет свои теоретические основы и закономерности познания. Метод сопоставления слов по принципу их схожести в написании и звучании не самый надежный в этнонимике. И навряд ли он применим в нашем случае. Ведь мы имеем дело с самоназванием народа, по нашей гипотезе, утратившем свой природный язык, а самоназвание, как правило, всегда восходит к самым древним пластам языка.

Мы отталкиваемся от положения, что любой этноним не является характеристикой народа. Термины «христианин», «крещен» и т.д. и т.п. – уже характеристика, которую можно отнести ко всем народам, исповедующим христианство. Если условно допустить, что в этнониме «кряшен» все же могут содержаться элементы характеристики, то нужно согласиться, что название это было дано извне, например, татарами, чтобы противопоставить себе. Но это невероятно, хотя бы потому, что у татар для обозначения процесса (ритуала) крещения имеются слова «чумылган», «чукынган», а для иноверца – «кяфер», которые одинаково оскорбительны для кряшена. Не могли использовать они для этого и заимствованные, к тому же еще и деформированное русское слово «крещен». Между трудящимися массами татар и кряшен никогда не было антагонизма.
Если же допустить, что этноним «кряшен» был внедрен русскими, опять-таки возникает целый ряд вопросов. Русский, будучи сами христианином, крещеным, не мог назвать крещеным инородца, имея ввиду его национальную принадлежность. Широко распростра-ненные в прошлом и часто встречающиеся в литературе термины «старокрещен», «новокрещен», «крещеные татары», «крещеные чуваши» и т.п. – это всего лишь профессионализмы из арсенала миссионеров. Не удивительно ли, что за крещеными чувашами, карелами, калмыками, осетинами, бурятами, коми, марийцами, мордвой, удмуртами, якутами, хакасами, горно-алтайцами и т.д. тнрмин «крещен» в его любом деформированном виде не закрепился? Если подумать, то не удивительно!

Тут уместно было бы привести данные этнопсихологии – отрасли знания, которая у нас еще мало разработана. Данные этнопсихологии показали бы, что ни один народ не берет и не брал себе в качестве самоназвания название, данное ему извне, если в нем содержались элементы характеристики. Например, если кто-то со стороны назвал бы какое-либо племя, скажем, «низкорослыми», «лобастыми», «кривоногими» и т.п., то никто из представителей названного племени не согласился бы с такой данной ему характеристикой. Это противоречит сущности человека.

Сейчас может показаться, что «добрым именем» христианина не могли гнушаться язычники, которые якобы принимали крещение добровольно. Так может показаться только людям, абсолютно не сведущим в истории. История христианства полна жестокостей, насилия, огня и крови. Ни о каком «доброволии» не может быть и речи и при крещении Руси. Поэтому даже невозможно предположить, чтобы предки великороссов, когда-либо называли себя «христианами», имея в виду свою племенную (национальную) принадлежность. Вчерашнему язычнику, крестившемуся по принуждению, гордиться своим христианством не пристало! Сказанное можно отнести и к кряшенам, которые, по существующей версии, были крещены не раньше середины XVI века.

В XVI в. народы Среднего Поволжья уже обладали определенным самосознанием, которое у казанских татар, например, поддерживалось не только социальной психологией, но и идеологией. Не будь в структуре населения Казанского ханства такой этнической единицы, как кряшены, она не могла возникнуть и после присоединения ханства к Русскому государству. На чем я основываю свои утверждения?

Ни у кого не вызывает сомнений, что и Волжская Булгария, и ее преемница – Казанское ханство были многоплеменными по составу населения государствами. Попытки показывать эти государства, как это видно из некоторых публикаций, монолитными по языку и вероисповеданию населения странами, не терпит серьезной научной критики. Почти априори можно утверждать, а об этом говорят практически все имеющиеся исторические источники, что и в Волжской Булгарии, и в Казанском ханстве (как и в период веротерпимого господства Золотой Орды) существовали христианские общины. Мало того, имеются сведения, достоверность которых подтверждена другими источниками, что часть булгаро-сувар еще в момент появления их в низовьях Камы уже была христианской, или по меньшей мере вступавшей в тесные контакты с христианами, например, Закавказья. Отсюда можно обосновать и то былое взаимопонимание между булгаро-суварами и армянами, а также и просторусскими, которые еще не были христианами, но через посредство своих западных и юго-западных соседей были подвержены его влиянию.

Допустим, что к концу Х века, когда Булгария в основе была исламизирована, от христианства здесь не осталось и следа. Но принятие ислама не сцементировало булгарское общество, как тщатся доказать некоторые современные авторы, а, наоборот, раскололо его. Подавляющее большинство булгарского населения не восприняло ислам и откочевало на правобережье Волги (в основном это были скотоводы). Булгарские города (а только городское население и было более или менее мусульманизировано) остались без сырьевой базы и были вынуждены существовать в основном за счет торговли. Но главное, принятие ислама булгарской верхушкой положило начало обособлению расколовшегося на две части относительно единого булгарского народа. Оставшаяся на прежних местах, в Заволжье и низовьях Камы, часть булгар при своем дальнейшем развитии сформировала к XV в. казанско-татарскую народность, другая – левобережная – положила основу для возникновения чувашского народа.

Что же, история полна подобными примерами. Так, принятие иудейства хазарским каганом стало причиной заката некогда могущественной Хазарии и появления на мировой арене некоторых народов Северного Кавказа. На первых порах не способствовало усилению государства и крещение Руси. Понятно, что феодально-буржуазные историки старались умалчивать об этом…

Мы же вспоминаем страницы давно минувших дней вот почему.
Вскоре после крещения верхушки Киевской Руси на дорогах, ведущих от Киева на северо-восток появились беженцы. Впереди была земля муромы и мери. Но здесь к тому времени (конец X-начало XI вв.) жили уже не «чистые» финские племена. Часть муромы и мери под натиском колонизации новгородцев отошла на восток и юго-восток и осела, может быть, не окончательно, в среде предков чувашей и мордвы уже в конце IX- середине X вв. Оставшаяся часть испытывала процессы ассимиляции с новгородцами. И вот новый поток беженцев. На бывшей земле муромы м мери стало теснее. Появились города, а вместе с ними на горизонте замаячил и «святой крест»… Таким образом, с середины XI вплоть до конца XII вв. на дорогах, ведущих от Ростова и Суздаля на восток, можно было встретить все новые и новые потоки беженцев. Эти потоки то ослабевали, то усиливались в зависимости от остроты ситуации.
Понятно же, теперь это уже были «ославяненные» мурома и меря, немало среди них было и «природных» славян, на себе испытавших цену крещения.

Земля чувашей уже не могла принять даже меньшую часть беженцев. Здесь не жаловали и своих «сури» - пасынков, захребетников (социальную прослойку, видимо, образовавшуюся после поселения здесь первых муромы и мери). Редко кто из новобеженцев оставались здесь, все шли на восток, в Заволжье и низовья Камы…
Вспомним, что к концу Х в. на территории Волжской Булгарии образовался вакуум. Булгарская верхушка была научена горьким опытом бегства своих соплеменников. И теперь, надо полагать, она стала веротерпимее. Да и как не принять на свободные земли мирных беженцев, когда судьба для них уготована: быть «чурой», зависимой и низшей социальной прослойкой б булгарском обществе. К тому же все чаще беспокоили набеги кипчаков-кочевников, для войска были нужны людские ресурсы.

О компактном расселении славян-беженцев не могло быть и речи. Они поселялись отдельными семьями, нередко и поодиночке, при булгарских дворах в городе и на селе. Напомним, что процесс этот был длительным, растянут на 150 и более лет. Пространство и время сделали свое дело: беженцы-чура утратили свой язык, частично растворились в булгарской среде (так появились первые Иваны, не помнящие родства), некоторые из них приняли ислам и вышли «в люди», но основная масса в силу своего социального статуса сохранила самобытность.
Для устройства личной жизни чура должна была иметь свой круг. Потомки беженцев хорошо помнили, что в старину у их отцов и дедов был обычай собираться на сходку для обсуждения неотложных дел, молодежь во время сходок присматривала себе будущих спутников жизни. Это было своеобразной формой общинного устройства их жизни, известной в науке как вервь (общинная круговая порука). На булгарской земле также, видимо, еще сохранялся доисламский обычай устраивать джины (сходки, по общественным функциям весьма напоминающие древнеславянскую вервь). Благодаря новопоселенцам-беженцам джины (они для них были жизненно необходимы) получили стимул к возрождению и, вполне возможно, вообще появились только благодаря новопоселенцам. Здесь важно подчеркнуть, что джины вплоть до конца 30-х годов ХХ века в виде народных праздников сохранялись во всех кряшенских селениях, а чуть раньше они признавались и во многих мусульманских деревнях, но только в среде казанских татар. Документы указывают, что в основном это были населенные пункты, жители которых прежде считались кряшенами.
Так или иначе джины способствовали сохранению самобытности потомков славян (а также муромы и мери) и в условиях булгарского окружения. Постепенно чура превращалась в вольноотпущенников, образовывала отдельные поселения, и в низовьях Камы начала складываться новая этническая общность, славянский компонент которой все более усиливался и подновлялся за счет беженцев (качак, казак) из полона и отпущенных на волю полоняников.
Однако вернемся к проблеме этнонима этой (впоследствии сформировавшейся в народность) группы булгарского, а позднее – казанско-татарского населения. В советском атласе народов мира выделено 1600 этнонимов. Однако можно утверждать, что и в настоящее время бытует в несколько раз больше этнонимов, т.к. мелкие народы в атласе не показаны, а у некоторых народов существует по нескольку этнонимов. Все имеющиеся этнонимы можно по способу и времени образования подразделить на три разряда.

1. Древнейшие этнонимы, образованные, как правило, от названия местности плюс слово «люди» на том или ином родоплеменном языке. Сюда же можно отнести этнонимы, связанные с развитием самосознания и началом обособления различных племенных групп. В таких этнонимах чаще всего выражается идея «своих» и «чужих».
Этноним «кряшен» навряд ли можно отнести к разряду древнейших. Трудности в этом плане усугубляются утратой языка исторических муромы, мери и простославян. Но отзвуки древнейших эпох можно уловить в разговорной речи кряшен. Кряшены, говоря между собой о третьем, незнакомом хотя бы одному из собеседников лице, справляются друг у друга: свой ли (букв. наш ли) он человек? Впрочем, то же самое можно наблюдать и в среде казанских татар, но не только.

2. Этнонимы, образованные по хозяйственно-культурным типам образа жизни, а также связанные с социальным положением людей. К этому разряду относятся, например, этнонимы, отражающие основное занятие людей, основу их существования и условия проживания.
«Кряшен» мы склонны отнести именно к этому ряду этнонимов. Ведь как складывалась жизнь новопоселенцев-беженцев на булгарской земле? Судьба первых беженцев всецело зависела и определялась тем, в какую среду, круг людей они войдут. Очень возможно, что новые хозяева-булгары, у которых они просили пристанища, в ответ спрашивали: «А войдешь ли ты в нашу семью (двор) в качестве зависимого работника, раба? Я тебя усыновлю». Букв. – «син керэсен?»… что мог ответить на такое предложение беглец, не знавший языка будущего хозяина? Ему ничего не оставалось делать как согласно кивать: «керясен, керясен…» Первые поколения беженцев, еще владея природным языком, с горькой иронией могли подтрунивать над собой: «Теперь и ты – керясен, и я – керясен». Кстати, по нашим многократным наблюдениям замечено, что русские имеют привычку пренебрежительно повторять в ответ не понятное им слово. Например, если их спросить по-татарски: «Кая барасын? (Куда идешь?), то часто можно услышать утвердительное: «Да, барасым, барасым…» Это не значит, что он понял вопрос. Чаще отвечают так, чтобы только отмахнуться. Думаю, это могут подтвердить очень многие, которым приходилось сталкиваться, и очень часто, с такими фактами.
Однако сказанное выше лишь одна из версий возникновения этнонима. Более убедительной, на наш взгляд, представляется версия, связанная с предыдущей, о том, что этноним «кряшен» (керэшен) превратился в самоназвание постепенно и исподволь. Логично предположить, что беженцы-чура, которые действительно входили в большую семью хозяев на правах пасынков, захребетников, входили в определенный круг себе подобных, позднее (с возникновением отдельных поселений) – в общину, а далее – и общинный округ, при встрече с друг другом справлялись прежде всего о том, куда, в какую общность входит и тот и другой. Например: «Син кайсы джиинга керясен? – Мин керэмен Каен джиенына. – Мин дэ шул джиенга керэмен. – Алайса син дэ керэсен икэн, мин дэ керэмен (керэсен)». Перевод: «Ты в какой джин входишь? – Я вхожу в джин Березы. – Я тоже вхожу в этот джин. – И ты входишь, и я вхожу». Разве исключается такой или подобный диалог между двумя людьми, оторванными от родины, ищущими общение с себе подобными? Не только не исключается, но является необходимым условием для установления доверия, достижения откровений.
Кстати, по нашим многократным наблюдениям, и в настоящее время два незнакомых кряшена, встречаясь между собой прежде всего стремятся убедиться действительно ли его собеседник керяшен, ну а уж первый вопрос после этого обязательно формулируется так: «Син кайсы жак керяшене? Кайсы авылдан?» (Ты кряшен какой стороны? Какой деревни?). Люди пожилого возраста непременно интересуются при этом, как назывался прежде главный праздник (джиин).
Достаточно веским подкреплением того, что именно вхождение (в круг, общину, джиинный округ и т.д.) в жизни предков кряшен занимало большое и определяющее значение, является множество присказок, поговорок, пословиц, основанных на вхождении кряшена куда- (во что) либо, или же обыгрывающих созвучие «керяшен» - «керясен». Они распространены как в среде самих керяшен, так и у их соседей. Добавим к этому, что сам этноним «кряшен» (тат. – керэшен) многими жителями ряда селений Заказанья произносится как «керэсен».
Из сказанного следует, что слово «керэсен», сохраняя свое нарицательное значение, в отдельном конкретном случае переходит в имя собственное – название народа, превращаясь в этноним, связанный с развитием коллективного самосознания.И тем не менее существует еще одна версия, которая правомерна, если рассматривать исследуемый этноним, отнеся его к третьему разряду.

3. Это – этнонимы манифестационного характера, возникавшие в основном в зрелый феодальный период. Таковы этнонимы: «ногайцы» - по имени Ногая, «узбеки» – по имени золотоордынского хана Узбека и др. перенесение имени феодала или династии на народ характерно временам военной демократии. Они превращались в самоназвание вследствие сознательного выбора и получали распространение в результате политического господства. Возможно, свой лидер, предводитель, возглавлявший оппозицию крещению, а затем возглавивший исход славян «на обетованную землю» был и среди беженцев.
Не был ли им некто Керче? В одном из башкирских шежере (генеалогической летописи) зарегистрирован Керче – сын Мурата, у которого в свою очередь якобы было три сына: старший – Татар, средний – Мишар, младший – Нугай (см. «Башкирские шежере». – Уфа, 1960, с. 174). Обнаружено это шежере в 1912 г. в д. Мердаш на северо-востоке Башкирии. Установлено, что автором-составителем названного шежере был башкирский писатель религиозного толка Ялчыгулов Тазетдин, живший в конце XVIII – начале XIX вв. М.Усманов на основе глубокого изучения татарских нарративных источников XVII - начала XIX вв. обстоятельно разбирает и рукописи, вышедшие из-под пера Т.Ялчыгулова и в итоге делает заключение: историческая достоверность их весьма и весьма сомнительна. В данном случае и мы присоединяемся к мнению М.Усманова.И все же любопытное совпадение: Мур-ат (букв. по имени Мур) – Мурома, Мер-даш (даш – суффикс свойства, принадлежности) – Меря. И удивительная хронологическая последовательность: Мурат – Керче – Татар – Мишар – Нугай! Заманчиво, но…Навряд ли Керче, будучи деятелем, имя которого могло перейти в название народа, упоминался бы лишь в рукописи Т.Ялчыгулова, надежность которой подвергается сомнению. Да и исторические судьбы предков кряшен складывались так, что было не до манифестационных самоназваний…
Самое надежное на сегодня одно: керэшен – это керэсен, т.е. кряшен. Название народа означает только одно: название народа, и больше ничего.
М.Глухов.

P.S. на первый взгляд, заметки эти могут показаться слишком беллетристичными. Но каждую строку любого из своих положений я мог бы подкрепить ссылками на источники. Придать заметкам «наукообразность» - дело не хитрое, была бы плодотворной идея. – М.Г.

14/II-81 г. 

Президенту Академии наук
Республики Татарстан
академику М.Х. Хасанову
Согласно Вашему запросу

КРАТКАЯ СПРАВКА
О СОСТОЯНИИ ИЗУЧЕНИЯ В ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ
ПРОБЛЕМЫ КРЯШЕН-ТАТАР

Данная проблема очень запутана в силу специфики ее объекта и пред¬мета изучения, а также по этнологическим, идеологическим и иным причи¬нам. Теперь она актуализируется в связи с предстоящей переписью населе¬ния в октябре 2002 года.

По проблеме имеется многочисленная, в своей основе очень противоречивая, (часто контрарная) литература. Нами в течение ряда десятилетий изучены более 130 работ, хронологически охватывающих XVIII - XX века. Однако объективно наиболее ценными являются лишь две книги: Ю.Г.Мухаметшина «Татары-кряшены» (М., Наука, 1981) и «Татарика. Энциклопедия» М.С. Глухова (Казань, 1997). Автор этих строк выступил официальным кон¬сультантом энциклопедичес-кого издания.

В последующем изложении мы будем опираться на обе книги, но преимущественно на книгу М.С. Глухова. поскольку она написана татарином-кряшеном, к тому же я тоже кряшен-татарин и хочу в этой проблеме стоять только на почве объективности, историзма, научности. В этом вопросе у меня никогда не было и нет конъюнктурных соображений. Однако самокритично я должен признать, что в 70-80 годах я находился под влиянием так называе¬мой концепции "булгаристов", рассматривавших кряшен как татар, принявших православие. Но после появления капитальных трудов Ф.Баязитовой и Ф.Гариповой о языке татар (в том числе и кряшен), после издания книги Ю.Г. Мухаметшина о кряшенах, после публикаций Л.Н. Гумилева о народонаселении степей Причерноморья, Прикамья и Центральной Азии ("евразий¬ство") пришлось дополнить, уточнить "булгаристскую" концепцию.

Кратко суть проблемы сводится к следующему. Кряшены – субэтнос в составе современной татарской нации. Кряшены – самоназвание этого субэтноса. Этноним, по нашим данным, восходит к исторически известной тюркской народности «керечины» (затем по принципам трансформации керэшеннер"), которые после разделения и распада Тюркского каганата (с 740 г. и до конца IX в.) на основе язычества и христианства сохранили самобытность.

«Булгаристская» концепция игнорирует самобытность кряшен. Распространенный булгаристами в периодической печати (признанный) этноним со словом ''крещен" вызывает вопросы. Ведь кряшенами считала и считает себя довольно многочисленная группа так называемых "некрещёных татар", или молькеевских кряшен. В то же время многие представители татар, принявших христианство, никогда не называли себя кряшенами. Нельзя сбрасывать со счетов и того факта, что большинство кряшен советских поколений не имело возможно¬сти креститься в церквях и, тем не менее, продолжает считать себя кряшенами. А разве можно назвать кряшенами миллионы потомков поволжского на¬селения, в свое время действительно принявшего христианство?

В булгарском обществе и среди тюркского населения керечины в XI-XII вв. не потеряли самобытности. Затем, в XIII в., с началом монгольских завоевательных походов керечины оказались в Средней Азии и Восточной Европе вместе с представителями других покорённых Чингисханом тюркских племён, преимущественно кипчаков, заложили основы ногайства и казачества. Усиление позиций ислама в Джучиевом улусе (Золотой Орды) со второй половины XIV в. вынудило многих татар-казаков покинуть свою страну. Они поступали на службу в Великое княжество Литовское, Москов¬скую Русь, Королевство Польское и Османскую Турцию, что ускорило нача¬ло распада Золотой Орды. При разложении Джучиева улуса группами племен керечины вошли в состав формировавшихся новых общностей. Поэтому керечины (кряшены) впоследствии оказались на всех просторах евразийства, говоря конкретно, Российской империи.

При формировании национального самосознания среди казанцев, ка¬кая-то их часть, видимо, ''вспомнила" свое былое самоназвание – керечины (в русской транскрипции – кряшены). Этноним керечин в связи с бондюжскими кряшенами, например, зафиксировал в своей энциклопедии ''Живописная Россия'' П.П.Семёнов (Тян-Шанский). Так или иначе, но в силу обо¬собленности существования этой части татар ещё во времена Казанского ханства (они в основном принадлежали к казачьему сословию и после наде¬ления их землёю жили компактно, преимущественно в Чаллинском княжестве) со временем у них сложился своеобразный быт, сформировались только для них представления, поверья и пр. Этноним кряшен (керечин), не только как самоназвание – в татарской огласовке кэрэшен – имеет место в ис¬торических актах XVIII в. Как считал видный этнограф профессор Н.И.Воробьёв, «эти татары или совсем не были мусульма¬нами, или находились в исламе так мало, что он не проник в их быт» (см.: Воробьёв Н.И. Кряшены и татары. – Казань, 1929, с. 9).

Приведем ещё два высказывания. Г.Р.Державин (1743-1816), поэт, не забывал татарско-кряшенского этногенеза. Видное место в его творчестве занимали воспоминания о «малой родине» – Казани. «Отечества и дым нам сладок и приятен...», – писал он, имея в виду Казань и Казанский край. Свою автобиографию он с гордостью начинал словами: «Мой дед, крещеный татарин Багрим...» Состоял в родстве с князем Мещерским, Н.М. Карамзиным, И.И. Дмитриевым и другими знаменитостями России (Краткая литературная энцикло-педия. Т. 2. М., 1964.)

Другое высказывание принадлежит известному востоковеду С.В.Чичериной, посетившей в 1904 году многие селения Лаишевского и Мамадышского уездов. Она особо подчёркивала в своей книге, выпущенной в 1906 году в Санкт-Петербурге, «любовь к образованию и стремление к нравственному усовершенствованию» их жителей. «Крещено-татарские селения, – отмечала она, – отличаются зажиточностью, и жители таких селений пользуются уважением в волостях со смешанным населением, часто избираются в волостные старшины, церковные старосты и т.п. Они даже пользуются уважением со стороны магометан...» (Чичерина С.В. О приволжских инород-ках. – СПб.. 1906. С. 3-4). По итогам переписи 1926 года, кряшен-татар в Татарской республике было 99041 человек (с учетом кряшен-бесермян, крящен-ногайбаков – 120 тыс.). Теперь, по моим личным подсчетам – приблизительно не более 140 тыс. человек, а по РФ не более 250 тыс. человек (более 100 тыс. в рамках СНГ).

Выборочные социологические исследования, проведенные в дни Троицы (когда съезжаются кряшены разных областей России) в 1998 году в селах Чистопольского и Мамадышского районов, (они, конечно, не могут претендовать на репрезентативность) показали, что из 70 человек 69 самоидентефипировали себя с татарами, как кряшены-татары, а только 1 человек (1.5%) – с русскими. Других, более репрезентативных исследований, пока не было, но планируются. В процессе подготовки переписи мы полагали бы необходимым показать эту тенденцию самоидентификации в СМИ и научной литературе.

Надо бы скорее избавиться от поверхностных представлений будто бы кряшены – это татары, принявшие христианство при Иване IV и в последующие годы. Такая точка зрения ущербна и для татарской нации: она создаёт впечатление, будто бы в ней была массовая идейно-духовно-неустойчивая часть, что противоречит исторической истине. Кряшены являются древним тюркским народом татарской национальности, т.е. субэтносом современных татар.

В.В.Иванов,
председатель совета по социологии АН РТ.