Алексеев Игорь Евгеньевич, кандидат исторических наук (г. Казань)

Деятельность православной миссии в Поволжье в конце XIX - начале XX вв. проходила на фоне резкого усиления исламского влияния, основными проводниками которого выступали татары-мусульмане, следствием чего, помимо прочего, явились массовые «отпадения» православных инородцев в ислам и стремительное «отатаривание» местного аборигенного населения (чуваш, марийцев, удмуртов, башкир и т.д.). Эффективно противостоять этому при существовавших тогда подходах к постановке миссионерского дела, а также отношении к нему «русского общества» и правящих кругов, по признанию многих «практикующих» православных миссионеров, было практически невозможно. Православная миссия явно проигрывала своим мусульманским конкурентам, которые, не имея за собой государственной поддержки, тем не менее, сумели сосредоточить на религиозном направлении все свои основные интеллектуальные, общественные и финансовые ресурсы.

Всё это в начале прошлого века всерьёз занимало умы лучших представителей церкви, православных учёных-богословов, государственных и общественных деятелей. Откровенный и во многом нелицеприятный анализ причин данного явления стал предметом обсуждения и на страницах СБСГ.

Особого внимания в связи с этим заслуживает, в частности, упомянутый выше отрывок из доклада С.В.Чичериной (Бобровниковой) «в Обществе Востоковедения» под названием «Инородцы-магометане (татары, башкиры, киргизы)» (№ 9 от 31 января 1910 г., № 29 - 30 от 29 мая 1910 г.), в котором она, указывая на рост образованности среди татар и развитие их «исторического самосознания на почве ислама», отмечала, что: «Объединяющая сила ислама и татарской литературы в последние годы развилась сильнее, чем наше ей противодействие. Наши мероприятия в отношении мусульман ограничивались слабыми попытками насаждать среди них русский язык и образованность. Мы ложно судили о татарах. Мы видели, что у нас достаточно юноше доучиться до IV кл[асса] гимназии, чтобы он начал свысока относиться и к многовековым государственным установлениям, и, тем более, к народным обычаям. Мы ожидали подобного и у мусульман. Мы думали, что достаточно мусульман научить русскому языку и приобщить их к так называемой русской культуре, чтобы они уже отреклись от мусульманской обособленности. На самом деле ничего подобного не происходит, и происходить не может. Вращаясь среди индифферентной к религии русской молодёжи, мусульманин усваивает от неё лишь презрительное отношение к христианству, но отнюдь не к мусульманству».

Одновременно С.В.Чичерина (Бобровникова), как и ряд других авторов, категорически возражала против активно насаждавшегося татарами-мусульманами мнения о постоянных притеснениях и унижениях, которым они якобы традиционно подвергались в Российской Империи. «Мусульмане, - замечала она, - не в праве жаловаться на притеснения со стороны русских властей, они даже во многих отношениях свободнее православных русских властей, они даже во многих отношениях свободнее русских. Например, магометанин завещает имущество на содержание медрессы. Если бы завещатель был русский, имущество немедленно поступило бы в казну и с торгов, на которые могли бы явиться и русские, и евреи, и татары, было бы сдано в аренду. Но завещатель магометанин. Имущество много лет бесконтрольно управляется муллами, а затем административным распоряжением сдаётся в аренду непременно магометанину. Делается это отступление от законно установленного порядка не по корыстным соображениям, а по особому вниманию к магометанам, которые «могли бы» волноваться, если бы имущество, принадлежащее мусульманину и обеспечивающее содержание медрессы, было взято в аренду на торгах русским или евреем. Другой пример: православный русский подданный имеет право содержать частные учебные заведения, лишь получив законное разрешение и подчиняясь установленным правилам и программам; магометане содержат тысячи учебных заведений, куда фактически не вхожа инспекция. Такие училища и вовсе без преподавания русского языка существуют даже в Казани».(52)

Причины распространения исламского влияния анализировались также в таких публикациях, как: отрывок из доклада протоиерея Тарасия Иваницкого на Всероссийском миссионерском съезде 1909 г. «Чем объясняется активное, хотя и не равномерное, по разным епархиям, наступление иноверия на православие» (№ 9 от 31 января 1910 г.), в перепечатанной из «Колокола» статье епископа Чистопольского Алексия «О мерах к поднятию религиозно-нравственного уровня крещёных инородцев» (№ 13 от 27 февраля 1910 г.), «Татарская пропаганда Тургайской области» (№ 25 - 26 от 15 мая 1910 г.) - подготовленной по материалам оренбургской татарской газеты «Вакыт» («Время»), «Гибель киргиз» (№ 29 - 30 от 29 мая 1910 г.) - за подписью «Не-миссионер», в статье «Французский журнал о татаризации приволжских инородцев» (№ 40 от 8 августа 1910 г., № 42 от 22 августа 1910 г.), «Кредитные товарищества, как орудия пропаганды» (№ 5 от 30 января 1911 г.) - за подписью «Русский», «Заботы о процветании магометанства» (№ 18 от 1 мая 1911 г.) и «По поводу доклада г. Арцыбашева» (№ 21 от 22 мая 1911 г.) - за подписью «Русский Казанский старожил», и других.(53) Кроме того, в № 27 от 3 июля 1911 г. были опубликованы выдержки из всеподданнейшего отчёта обер-прокурора СПС за 1905 - 1907 гг. под заголовком «Положение православия в епархиях с магометанским населением».

В ряде статей обращалось внимание на методы распространения исламского влияния в Поволжье: в частности, на практику повсеместного строительства мечетей. Так, автор публикации «Постройка церквей и мечетей (из частного письма)» (№ 11 от 13 февраля 1910 г.), подписавшийся «Не-миссионер», задавался следующим риторическим вопросом: «В вашем миссионерском журнале, - писал он, - уже сообщалось, что за первые четыре месяца 1909 года в трёх губерниях Приволжья - Казанской, Уфимской и Оренбургской - построено 50 мечетей. По очень лёгкому приблизительному подсчёту за год может быть их построено около 150...

Что это за форсированный способ закрепощения за магометанством тех селений, где без мечетей доселе обходились и где вдруг явилась необходимость в них? Что это за торопливость? Откуда она? Чем вызвана? Можно подумать, что в какой-нибудь вновь покорённой земле хотят поскорее утвердить ислам...».

Однако тут же автор статьи делал весьма спорный - в своей первой части - вывод о том, что, «конечно, никакого хотения нет, а только есть прежнее невероятное непонимание вероисповедных вопросов и вероисповедной политики теми, кто должен бы сам указывать пути к обрусению ещё далеко не русского края - востока России». При этом он вполне справедливо указывал на те несуразности последней, которые давали преимущества мусульманским миссионерам. В частности, «Не-миссионер» задавался вопросом о том, «можно ли считать согласными с принципом свободы совести такие узаконения, что, напр[имер], 200 человек магометан могут иметь свою мечеть и своего муллу, а 200 человек православных в том же селении не могут иметь храма своего»? Кроме этого, он обращал внимание на то, что «постройка мечетей обставлена гораздо более простою канцелярскою волокитою, чем консисторское производство по построению церквей».
Епископ Андрей подмечал, в частности, также то, что татары, «в силу своей исторической обстановки, всегда умеют действовать с наибольшею для себя пользою, и защищая свой быт, и наступательно воздействуя на своих более слабых в бытовом отношении соседей». «Для осуществления своей огромной инициативы, - писал владыка, - они не ищут ниоткуда каких-либо разрешений и не нуждаются в них. Это тоже их громадное преимущество. Если что-нибудь безусловно полезно для пропаганды, то татары просто делают это, нисколько не стесняясь в форме и зная, что свои этому не помешают и что свои только одобрят за всякую инициативу, лишь бы она была направлена к пользе дела. Всё полезное - законно, такова логика инославия и иноверия вообще и магометанства в частности».(54) Подтверждения этого вывода приводились в целом ряде помещённых в СБСГ статей, в том числе: «Характеристика татарской лояльности» (№ 21 от 24 апреля 1910 г.).

На страницах журнала было высказано множество предложений по совершенствованию православной миссии и повышению её конкурентоспособности. Так, например, в целях «объединения, согласования и усиления» миссионерской деятельности в крае и противодействия враждебным элементам, стремящимся «как можно более оторвать» от церкви «её сынов», один из авторов журнала, подписавшийся псевдонимом «Миссионер», предлагал также - в развитие мысли архиепископа Литовского и Виленского Никандра (Молчанова) об учреждении окружных митрополий на окраинах России и в Поволжье - создать здесь Приволжскую митрополию.(55) В то же время, СБСГ устами «Церковника» (епископа Андрея) неоднократно высказывался против централизации православной миссии посредством устройства «миссионерского департамента» в Санкт-Петербурге.

«В виду усиления отступнического движения среди мусульманствующих и язычествующих инородцев-христиан, - писал в статье «Как поставить в Приволжском крае второклассные и церковно-учительские школы?» (№ 14 от 6 марта 1910 г.) Н.Александровский, - в настоящее время положительно необходимо поставить все наличные просветительные учреждения в миссионерском духе».

С.А.Багин в своей статье «Несколько слов по поводу предстоящего инородческого Миссионерского Съезда в г. Казани» (№ 32 от 12 июня 1910 г.) предлагал, в частности, уделить также надлежащее внимание «весьма важной стороне миссионерского дела - миссионерской методике». «Наша литература по инородческим вопросам, - писал он, - сравнительно с литературою западно-европейскою, вообще не может похвалиться богатством, но особенно бедна она по вопросу о методах ведения миссионерских бесед; притом, статьи, касающиеся этого предмета, найти весьма трудно, и не каждому миссионеру возможно, так как оне напечатаны на страницах богословских журналов и епархиальных «Известий» прежних лет.

Специальных руководств для ведения миссионерских бесед с магометанами и язычниками мы не имеем, между тем, руководственные указания в миссионерском деле, особенно для начинающих миссионеров, крайне необходимы».
«Русский» в заметке «Почему нельзя?» (№ 48 от 2 октября 1910 г.) недоумевал, почему нельзя, «в целях увеличения количества деятелей по инородческому просвещению», разрешить «оканчивающим духовные семинарии и знающим татарский язык - поступать в Казанский университет под руководство такого знатока восточных языков, как проф[ессор] Н.Ф.Катанов»?

Высказывались и весьма «оригинальные» предложения. Например, священник В.Каменский писал в своей заметке «Вниманию Миссионерского съезда г. Казани» (№ 33 от 17 июня 1910 г.): «Для более успешного развития дела христианской проповеди среди инородцев, нужно признать желательным и целесообразным тип миссионера-странника, выступающего на поле деятельности, как апостолы, - с котомкой за плечами, посохом в руке и одним Христом в душе».
Предложения по совершенствованию православной миссии (иногда весьма неожиданные) и анализ опыта её деятельности содержались также в таких публикациях, как: «Об организации миссии при монастырях» (№ 33 от 17 июня 1910 г.) «Е.А.» (епископа Андрея), «Необходимость порайонных совещаний» (№ 34 от 24 июня 1910 г.) - за подписью «Братчик», «Об инородческих монастырях и общинах Волжско-Камского Края» (№ 48 от 2 октября 1910 г., № 49 от 9 октября 1910 г., № 50 от 16 октября 1910 г.) священника Д.Филимонова, «Нужны ли специальные миссионеры против магометанства?» (№ 2 от 9 января 1911 г., № 3 от 16 января 1911 г., № 7 от 12 февраля 1911 г., № 10 от 6 марта 1911 г.) и «Нужна ли миссия против язычества?» (№ 37 от 11 сентября 1911 г., № 38 от 18 сентября 1911 г.) - за подписью «И.Б.Вятский»(56), «Причины отпадения инородцев и меры удержания их в Православии» (№ 36 от 4 сентября 1911 г.) священника П.Гаврилова.

В статье священника Д.Филимонова «Об инородческих монастырях и общинах Волжско-Камского Края», помимо прочего, делался неутешительный вывод о том, что «монастыри наши в том виде, в каком они устроились и существуют в настоящее время, не могут удовлетворять задачам и целям миссионерского служения среди инородцев», и предлагался целый комплекс мер (из одиннадцати пунктов) для того, чтобы сделать их «полезными учреждениями в миссионерском деле».
При этом, как отмечал сам епископ Андрей, на страницах СБСГ не раз высказывалась мысль, «что инородческая миссия, как и вся наша православная миссия, будет лишь тогда успешна, когда в самой Церкви всё будет благополучно, когда уничтожится та религиозная апатия, которая ныне наблюдается в церковной жизни, когда произойдёт в Церкви спасительная реформа духа, которая упорядочит нашу церковную дисциплину». При этом владыка справедливо отмечал ключевую роль Казани в развитии православной миссии во всём Поволжье, указывая на то, что «ныне Казань стоит в центре приволжской миссии и невольно все епархии Приволжья следят за тем, что делается в Казани, как в Казани смотрят на те или другие вопросы церковной жизни».(57)

О прямой ответственности самих священников за случаи «отпадения» из православия епископ Андрей писал, в частности, в своей статье «Об отпадениях от Церкви в ближайшем будущем» (№ 18 от 1 мая 1911 г.). «Но, отцы святые! - Восклицал он. - Вы то при чём же остаётесь? Если ваша паства от вас разбегается, если вы для неё оказываетесь вовсе не отцами, то какие же вы пастыри?

Если называть вещи своими именами, если смотреть правде в лицо, то всякое отпадение от Церкви есть первое доказательство того, что в известном приходе нет доброго пастыря, что овцы не знают его голоса и не идут за ним...».
В этой связи епископ Андрей заявлял даже, что «священники тех приходов, где будут замечены отпадения от Церкви, сознав свою непригодность к пастырскому служению, должны от него отказаться, сознав свою вину пред Богом», и только «Архипастырский суд», нелицеприятно разобрав и оценив все обстоятельства жизни в том или ином приходе, может «восстановить этого пастыря, растерявшего свою паству, на его дальнейшее служение».
Созвучные мысли содержались также в статье «Под впечатлением книги: «Современное состояние татар-мухаммедан и их отношение к другим инородцам» (Доклад проф[ессора] [М.А.]Машанова Миссионерскому съезду 1910 г.)» (№ 24 от 12 июня 1911 г.) за подписью «Диакон Е.С.». «Бодрствуйте же, почтеннейшие пастыри инородческих приходов, бодрствуйте! - Призывал последний. - Диавол яко лев рыкая ходит иский кого поглотити... Как бы ислам не расхитил всех ваших овец... Если Сам Пастыреначальник оставляет 99 овец, чтобы разыскать одну погибшую, то не потребует ли от вас отчёта, если вы растеряете всех ваших 99 овец... Разве не видите вы, что овцы ваши десятками и сотнями переходят в чужой двор...». Автор статьи указывал таким миссионерам, что пора уже «раззнакомиться совершенно и с «зелёным змием», и с другими столь невинными занятиями, каковы: «винт», «преферанс», «горба» и т.п.», а также с разучиванием граммофонных пьес в ущерб изучения «языка ваших прихожан», замечая, что хорошо было бы, если бы эти часы они потратили «на открытие обществ трезвости, кооперативных учреждений, сельскохозяйственных союзов и товариществ, влагая в них дух религиозно-нравственного начала».

Справедливо полагая, что эффективное противостояние «отпадению» православных инородцев в ислам и миссионерская деятельность в местах расселения магометан невозможна без подробных знаний о мусульманском вероучении, редакция журнала уделяла повышенное внимание исламоведению. На страницах СБСГ, помимо упомянутых выше материалов В.П.Череванского, были опубликованы: «Источники Ислама» (изложение и русский перевод «с английского яз[ыка] персидского трактата» миссионера У.С.Клэра-Тисдалла, подготовленные «О.Е.» - О.Ермолаевой)(58), выдержки из книги «Ислам» («Der Islam») М.Гартмана (№ 3 от 19 декабря 1909 г.), «Последнее слово ислама Европе» багдадского «шейха Абдул-Хакка» (№ 42 от 16 октября 1911 г., № 43 от 23 октября 1911 г., № 44 от 30 октября 1911 г., № 47 от 20 ноября 1911 г.) (перепечатка из «Туркестанских Ведомостей», в переводе с французского языка Н.С.Лыкошина).

Известно также, что «Источники ислама» («I. Влияние иудейства» - «Персидский трактат С.Клер-Тисдаля») были изданы в качестве «отдельного выпуска» СБСГ. При этом, заканчивая «библейский отдел» «Источников Ислама», переводчица (то есть О.Ермолаева) отмечала, что «воззрения иностранного автора на некоторые предметы нашей веры являются для нас неприемлемыми, но подобные ошибки С.Клер-Тисдаля отнюдь не уменьшают степени заимствований ислама».(59)
В данной связи необходимо также упомянуть публикацию священника М.Степанова «Revue du Monde Musulman. (Библиографическая заметка)» (№ 43 от 29 августа 1910 г.) и подготовленную «О.Е.» (О.Ермолаевой) статью «Ислам и народность. (По Готфриду Симон)» (№ 5 от 30 января 1911 г.). Кроме того, в журнале были помещены статьи: «Законы Шариата» (№ 6 от 10 января 1910 г.) - за подписью «А.Н.», «Мусульманские народные понятия о рае» (№ 18 от 3 апреля 1910 г.) С.А.Багина, заметки: «Настроение магометан в Английской Индии» (№ 16 от 20 марта 1910 г.), отрывки из книги Н.П.Остроумова «Исламоведение» под заголовками «Роль ислама среди народов» (№ 1 от 1 января 1911 г.), «Движение среди арабов националистов» (№ 15 и 16 от 17 апреля 1911 г.), «Грустно и стыдно!» (№ 28 от 10 июля 1911 г.), и другие.
Весьма любопытные и ценные зарисовки по части быта и религиозных традиций татар-мусульман можно почерпнуть из весьма доброжелательной статьи миссионера-исламоведа Я.Д.Коблова «В гостях у муллы» (№ 22 - 23 от 1 мая 1910 г., № 25 - 26 от 15 мая 1910 г., № 27 - 28 от 22 мая 1910 г., № 29 - 30 от 29 мая 1910 г.), отмечавшего, в частности, что: «Татары настолько преданы своей вере, что не могут представить, как это человек, знающий их религию, может быть не магометанином».(60) «Сильное впечатление, - писал также Я.Д.Коблов, - на меня произвела жена муллы. Удивительно, как женщины-магометанки, несмотря на то, что магометанский закон ставит их в очень невыгодное положение, являются самыми усердными защитницами и распространительницами ислама. В русских женщинах, по-видимому, нет этой склонности к пропаганде, как вообще её очень мало в русском народе».(61)

В журнале помещались также материалы о новых мусульманских изданиях, выходивших в Казани. Например, статья профессора Н.Ф.Катанова «Новое издание по мусульманской агиографии» - о сборнике «Кысасу-ль-амбия» («Рассказы о пророках») (№ 7 от 14 ноября 1909 г.). Изложив его содержание, автор, в частности, заметил, что обращает на него внимание «наших миссионеров, чтобы они знали, какою духовною пищею питаются наши русские инородцы - мусульмане, сарты, татары, киргизы, башкиры, мещеряки и тептяри».

Одновременно журнал пропагандировал миссионерские и иные издания, связанные с противодействием исламскому миссионерству и «обличением мухаммеданства» - такие, например, как: книга «Ответы мусульманину на его возражения против христианства» (составитель - инспектор народных училищ Вятской губернии Н.Н.Одигидриевский; Малмыж, 1910 г.) (№ 21 от 24 апреля 1910 г.), «О превосходстве христианства пред мухаммеданством» (Казань, 1910 г.) (№ 40 от 8 августа 1910 г.). В СБСГ был также опубликован составленный протоиереем Е.А.Маловым для Казанского миссионерского съезда 1910 г. перечень «Библиотека миссионера среди магометан».(62)

Журнал внимательно следил за нововведениями в религиозной, образовательной и издательской деятельности татар-мусульман. Этому, в частности, были посвящены опубликованные в СБСГ: отрывок из доклада протоиерея Тарасия Иваницкого на Всероссийском миссионерском съезде 1909 г. «Новые образовательные движения в школах некрещёных инородцев и возможность наблюдения над этими движениями» (№ 8 от 23 января 1910 г.), статьи - «Новое татарское издание по географии для школ» (№ 12 от 21 февраля 1910 г.) - за подписью «Казанец», «О татарской печати» (№ 22 - 23 от 1 мая 1910 г.) - за подписью «N.», «О красноярской русско-татарской школе Астраханской губернии» (№ 24 от 8 мая 1910 г.), «Вопрос о мугаллимах (учителях)» (№ 25 - 26 от 15 мая 1910 г.) - за подписью «Мин», «Программа по магометанскому вероучению, в Казанском Коммерческом училище» (№ 4 от 23 января 1911 г.) - за подписью «Р.», доклад священника А.Иванова Бугульминскому уездному земскому собранию «О магометанских школах Бугульминского уезда» (№ 6 от 6 февраля 1911 г., № 8 от 20 февраля 1911 г.), заметки «Магометанские пожелания» (№ 9 от 27 февраля 1911 г.) и «Мусульманская неповременная печать в 1909 году» (№ 30 от 24 июля 1911 г.).

При этом многие авторы, рассматривавшие масштабную образовательную, культурно-просветительную, миссионерскую, благотворительную и трезвенническую деятельность татар-мусульман, прямо указывали на то, что её постановка и уровень организации должны служить примером для православных русских людей. «В журнале «Сотрудник Братства Св[ятителя] Гурия», - говорилось, к примеру, в одной из статей, - мы намерены привести доказательства беспредельной любви татар к их национальной школе и их религии».(63)

Вопреки распространённому мнению, «практикующие» казанские миссионеры весьма высокого оценивали растущий религиозный и социальный потенциал татар-мусульман, в связи с чем их обеспокоенность по поводу распространения исламского влияния в крае только усиливалась.

«Вся жизнь магометан, - писал, в частности, епископ Андрей, - проникнута громадным религиозно-национальным одушевлением. «Один за всех и все за одного», - вот принцип, идеально осуществлённый и осуществляемый магометанским обществом. Это народная черта татар - глубоко почтенная; да и вообще татары, как народ, люди прекрасные: честные, трудолюбивые, трезвые. И вот такой то крепкий народ, создавший свою культуру, объединившийся около религиозных принципов, стоит лицом к лицу против православных инородцев: вотяков, черемис, чуваш...». В то же время, по его мнению, за исключением части чуваш, «все инородцы представляют нечто противоположное татарам: русские их просветители не дали им ни религиозного, ни национального одушевления, чтобы христианская инородческая масса противостала татарской массе».(64)

Но, одновременно с этим, журнал обличал антироссийскую деятельность «прогрессивных» мусульманских организаций, их идеологов и организаторов. Жёсткой критике на страницах СБСГ подвергались заявления депутатов-мусульман Государственной Думы, направленные против православной миссии, а также принципов единства и неделимости Российской Империи. Так в статье «Беспокойство г. Максудова» (№ 16 от 20 марта 1910 г.) «Русский» осудил высказывания депутата Государственной Думы 2-го и 3-го созывов, члена ЦК партии «Иттифак аль-Муслимин» С.Н.Максудова, который заявил, в частности, с парламентской трибуны, что «одним из величайших бедствий мусульманской жизни» является «зло миссионерское». Уличая идеолога создания единой «мусульманской нации» в лукавом политиканстве, автор статьи указывал на то, что «угрозы» для мусульман, якобы исходящие от православной миссии, «это чистое недоразумение». «Несчастные православные миссионеры, - писал «Русский», - так мало проявляют себя, так робки и такие плохие инициаторы, что никакого, конечно, «величайшего бедствия» для «мусульманской нации» доставить не могут. В этом отношении эти миссионеры, к сожалению, совершенно ни для кого не опасны; напрасно [С.Н.]Максудов запугивает либерально настроенную часть Госуд[арственной] Думы».

Одновременно, цитируя один из официальных документов «о магометанских миссионерах» (подтверждающий факты насильственного обращения в ислам женщин и детей в крещёно-татарских селениях), «действия которых, разумеется, [С.Н.]Максудову прекрасно известны», автор подчёркивал, что депутат «скромно об них умалчивает», так же, как умалчивает он «и об отатаренных киргизах, а их громадное число»(65), молчит «и о тысячах отатаренных чуваш», зная, «где нужно из себя разыгрывать угнетённую невинность, где плаксивым хныканьем можно одурачить русскую простоту». «Нет, господа татарские мудрецы, - заключал свою статью «Русский», - «величайшее бедствие» для «мусульманской нации» заключается не в «миссионерском зле», а в том сепаратизме, в том движении, которое сейчас поддерживают политиканствующие дельцы татарской нации (до «мусульманской» ещё далеко!)».

В дальнейшем - в № 20 от 18 апреля 1910 г. - редакция для вящей наглядности поместила целый отрывок «Из речи члена государственной думы Максудова (20 февраля 1910 г.)», охарактеризовав его как «руководителя татарской политики в России». В ответ на критику С.Н.Максудова казанская татарская газета «Юлдуз» («Звезда») разразилась в № 520 ответной обвинительной статьёй, которая в переводе «Р.Д.» (Р.П.Даулея) под названием «Мысли миссионеров» была («с пропусками») помещена в СБСГ - в № 22 - 23 от 1 мая 1910 г. При этом автор статьи, являвшийся, судя по всему, сторонником «новометодников», решил извлечь из начавшейся газетно-журнальной перепалки максимальную политическую выгоду, заявив, что «миссионеры настоящего времени» смотрят на «старометодистов», «как на своих друзей». В качестве примера он привёл вырванную из контекста цитату, заявив, будто «такие ясные слова встречаются часто в их статьях», на что редактор СБСГ отреагировал лаконичной репликой: «Это не правда».

В помещённом здесь же ответе епископа Андрея под названием «Истинные мысли миссионеров» утверждалось, в частности: «Нас, миссионеров, упрекают, что мы защищаем всякое религиозное насилие, что мы преувеличиваем опасность; говорят, что мы - противники просвещения и, в частности, противники просвещения татар. Всё это - совершенно явная неправда!». Подчеркнув своё сочувствие и уважение «к татарам-магометанам, как народу», он отверг обвинения в том, что «миссионеры преувеличивают магометанское движение и «запугивают правительство», заявив, что только предостерегают последнее, когда, в частности, «справедливо говорят» о татаризации чуваш, черемис (марийцев), вотяков (удмуртов), киргиз и башкир.

При этом епископ Андрей привёл такое весьма любопытное наблюдение: «Недавно у меня, - писал он, - был один умный и образованный татарин. Он сказал, что у христиан и у магометан есть теперь один общий враг - безбожие, атеизм. Это совершенно верно. Старое магометанское духовенство было почтенно; оно, как умело, молилось Богу; а нынешние руководители татарские сами ни в какого Бога не верят, смотрят на религию, как на средство к политической агитации и к тому, чтобы им при этом повыгоднее устроиться. Они и говорят всегда неправду о миссионерах, ненавидят миссионеров и ругают их. Это нехорошо; это полная неправда! И это не достойно таких людей, которые служат народу или хотят ему служить». При этом епископ Андрей выразил надежду на то, что редакция газеты «Юлдуз» тоже «переведёт наш ответ, чтобы быть правдивой и не скрывать истины от своих читателей».

Тревогу СБСГ вызывали также попытки политического объединения российских мусульман в целях обособления и противостояния по национальному и религиозному признакам. Как указывал «Ильминовец» в статье «Система Ильминского в татарских руках» (№ 22 - 23 от 1 мая 1910 г.), постановления III Всероссийского мусульманского съезда, проходившего 16 - 21 августа 1906 г. в Нижнем Новгороде, «несравненно важнее и несравненно для русского дела опаснее пресловутого «Выборгского воззвания». Здесь же обращалось внимание на то, что выработанная на их основе программа школьного обучения «в существе дела есть программа татаризации инородческих школ по системе [Н.И.]Ильминского». «Систему [Н.И.]Ильминского, приспособленную к татарским чисто политическим проектам, - подчёркивал автор статьи, - татары находят для себя наилучшею. И решительно проводят её в жизнь.

Спрашивается, почему же она им так ненавистна, когда находится в русских руках? Это, конечно, понятно: насколько в татарских руках она действует в сторону объединения тюрков, настолько в русских руках она спасает инородцев от нового татарского ига, от нравственного и материального порабощения инородцев татарам. - Есть, конечно, на что подосадовать!..».

Вполне логичным выглядело и высказанное в статье «Где же христианская фракция?» (№ 22 - 23 от 1 мая 1910 г.) предложение «Крещёного Татарина (Р.Д.)» (Р.П.Даулея) создать в Государственной Думе, по примеру мусульманской, христианскую фракцию. «Я всё читаю и слышу, - писал он, в частности, - о «мусульманской фракции» в Гос[ударственной] Думе. Мне хочется спросить: да где же христианская фракция? Где те христиане в Госуд[арственной] Думе, которые говорят только во имя Христово, а не во имя своей партии и политической платформы? Итак, где же христианская «фракция», которая бы собрала всех христиан-инородцев воедино, около русского народа, и сделала бы их счастливыми? Где христианская «фракция»? Русские люди! - Пора её основать!».

Деятельности мусульман в Государственной Думе была посвящена и критическая статья «По поводу речей Еникеева и Максудова в Государственной Думе. (Из Казанского Телеграфа)» (№ 4 от 23 января 1911 г.) - за подписью «Русский Казанец». В материале «Правда о положении мусульман в России» (№ 8 от 20 февраля 1911 г.) священник С.А.Багин, опираясь на опубликованную в № 25 парижского журнала «Мусульманин» и перепечатанную в газете «Юлдуз» («Звезда») статью мусульманина Д.Г.Хатакокора «Гибель ислама», привёл немало аргументов в пользу того, что «мусульманский вопрос» в Российской Империи, по большей части, раздувается искусственно. По его словам, мусульман здесь «не только никто не принуждает к принятию христианства и не стесняет в исполнении религиозных обязанностей, но даже они сами притесняют, насильственно и подкупами обращают в ислам православное инородческое население».

Критические замечания высказывались также в журнале в адрес порядков, которые устанавливались в «новометодных» мусульманских медресе (школах), нередко превращавшихся панисламистами и пантюркистами в полигон для пропаганды своих политических взглядов. Этому, в частности, были посвящены статья «Образцы татарских учебников» (№ 17 от 27 марта 1910 г.), имевшая отношение к постановке мусульманского школьного образования в городе Баку, а также заметка «Из Туркестанской туземной газеты. Ответ газете «Юлдуз» (№ 13 от 27 марта 1911 г.).

Порой случалось и так, что, благодаря публикациям в журнале обзоров и выдержек из татарских газет, некоторые известные лица узнавали о приписываемых им словах, которые они никогда не говорили. Например, директор народных училищ Казанской губернии М.Н.Пинегин с удивлением для себя обнаружил, что, согласно сообщению газеты «Вакыт» («Время»), он якобы давал казанскому купцу А.Я.Сайдашеву советы по поводу вопроса о мугаллимах (учителях) и делал иные «заявления», о чём и поведал в своём письме в редакцию СБСГ (№ 27 - 28 от 22 мая 1910 г.).

Сопоставив в статье «Магометанско-татарское застращивание русской власти» (№ 56 от 27 ноября 1910 г.) коллективные мусульманские петиции в Санкт-Петербург из Челябинска и Оренбурга с выражением недовольства «новым проектом правительства о начальном народном образовании» (опубликованные, соответственно, в «Речи» и в «Русском Слове»), «Русский» вопрошал: «Неужели не ясно, что оба документа писала одна рука? Повторилась в миниатюре та же история, что [и] в 1905 году, когда все магометанские петиции (по другому вопросу) были написаны в Казани одним присяжным поверенным (и даже евреем!)».

На страницы СБСГ попал также широко дискутировавшийся тогда в татарской прессе «вопрос о воскресном отдыхе» у мусульман. «Смотря на всё, даже на свою обувь и головной убор, исключительно сквозь религиозную призму, - писал с неодобрением «Нейтральный» в статье «К вопросу о воскресном отдыхе у магометан» (№ 47 от 26 сентября 1910 г.), - наши мусульмане ухитрились и в поступившем на рассмотрение Государственной Думе проекте о воскресном отдыхе для всех служащих видеть не только посягательство на религиозную свободу, но, horribile dictu, даже поругание своей религии».
СБСГ обращал также внимание на такие важные стороны жизни мусульманской уммы Российской Империи, как проект создания единого мусульманского управления, учреждение мусульманами общественных организаций, благотворительную деятельность, внутренние теологические споры, положение женщины в исламском мире, и другое.

Этому были посвящены, в частности, материалы: «О татарских благотворительных обществах» (№ 12 от 21 февраля 1910 г.), «Проект киргизских депутатов (Перевод из газеты «Вакыт»; 1908 г., № 335)» (№ 13 от 27 февраля 1910 г.), «Разногласия среди магометан (Исабат)» (№ 15 от 14 марта 1910 г.) А.Кремлёва, «Исправление корана» (№ 22 - 23 от 1 мая 1910 г.) - за подписью «Общий Друг», «Как мусульмане мобилизуют свои силы?» (№ 24 от 8 мая 1910 г.) А.Кремлёва, «Деятельность татар-благотворителей» (№ 29 - 30 от 29 мая 1910 г.), «Прогресс среди мусульманок» (№ 11 от 13 марта 1911 г.) Г.Юлина, «К юбилею Оренбургского муфтия» (№ 20 от 15 мая 1911 г.) - за подписью «Чужой», «Известия из мира ислама» (№ 27 от 3 июля 1911 г.) - за подписью «N.», «Из Бакинской газеты «Ишыг» (№ 30 от 24 июля 1911 г.), «Заслуги Закавказского муфтия» (№ 38 от 18 сентября 1911 г.), и другие.

Иногда в журнале помещались и публикации о жизни и учёбе мусульман заграницей. Например, анонимная статья «Студенты-магометане среди христиан» (№ 4 от 23 января 1911 г.) об американском колледже в Бейруте, в которой в качестве примера, достойного подражания, приводился тот факт, что «благоразумные магометане всё-таки находят возможным учиться там среди христиан, посещая христианский храм». Или - переводная (с французского языка)(66) статья «Женские мусульманские школы в Тунисе» (№ 29 от 17 июля 1911 г.).

Нельзя при этом также не отметить, что некоторые авторы заметно «сгущали краски», представляя Российскую Империю в образе «осаждённой крепости». Например, слушатель миссионерских курсов А.Забелло так описывал её современное состояние в статье «Мухаммеданство и буддизм в столице православного государства» (№ 15 и 16 от 17 апреля 1911 г.): «Мы, православные христиане, - подчёркивал он, - переживаем теперь поистине тяжёлые времена. Нельзя не придти в ужас от всего, что творится в области религиозной жизни дорогой православной родины! Западная окраина испытывает натиск католицизма. Поволжье охвачено мухаммеданством, и последнее, имея во главе опытных и искусных руководителей, медленными, но верными шагами, победоносно надвигается на нас, высоко подняв тяжёлый меч своего пророка. Таково положение православия на окраинах, вдали от главных центров нашего обширного отечества.
Но не менее неутешительные сведения мы получаем и из столицы православного государства, где высятся соборы Казанский, Исаакиевский и Петропавловский, где покоятся мощи св[ятого] благоверного князя Александра Невского. Мусульмане праздновали уже торжество закладки в Петербурге великолепной и богатейшей мечети.А заодно с исламом подняло свою голову в православной столице и язычество. Это уж что-то невероятное! По проекту одного из выдающихся архитекторов-академиков там сооружается буддийский храм в стиле пагоды. Статуя Будды привозится из Пекина...
И это в столице православного государства! В двадцатом веке христианской эры! После 900-летнего юбилея крещения Руси!».

Однако в целом дискуссионные статьи, помещавшиеся в СБСГ, носили выдержанный и весьма корректный, по тем временам, тон, что опровергает предъявляемые некоторыми современными татарскими историками обвинения журнала и его редактора в «оголтелой» миссионерской пропаганде.

Вокруг съезда
В СБСГ периодически помещались статьи, приуроченные к грядущему Казанскому миссионерскому съезду 1910 г., а также материалы о его организации и работе. К первым относились, в частности, такие публикации, как: «Про объединение миссии в Приволжье» (за подписью «Миссионер») и «Сведения о современном положении Алтайской миссии» (№ 9 от 31 января 1910 г.), «Школьное дело среди инородцев» (№ 25 - 26 от 15 мая 1910 г., № 29 - 30 от 29 мая 1910 г.) епископа Андрея, статья «Миссионера» «Районная организация миссии среди инородцев одного языка» и отрывок из доклада касимовского миссионера, священника о. В.В.Доронкина «Магометане - хозяева и христиане - прислуга (Из истории Касимовской миссии)» (№ 27 - 28 от 22 мая 1910 г.), «Гибель киргиз» (№ 29 - 30 от 29 мая 1910 г.) - за подписью «Не-миссионер», «О работах Казанского Миссионерского Съезда 1910 г.» - за подписью «Русский» и «Несколько слов по поводу предстоящего инородческого Миссионерского Съезда в г. Казани» С.А.Багина (№ 32 от 12 июня 1910 г.). При этом, как отмечалось в последней публикации, благодаря Особому совещанию по инородческим вопросам, проходившему в январе 1910 г., и Казанскому миссионерскому съезду, этот год «будет отмечен на страницах истории христианского просвещения инородцев Волжско-Камского края, как один из выдающихся годов».

Желая, по-видимому, обновить в памяти участников грядущего Казанского миссионерского съезда некоторые важные моменты, епископ Андрей поместил в № 27 - 28 от 22 мая 1910 г. свой старый (датированный 20 сентября 1905 г.) доклад под заголовком «В Миссионерский Съезд Казанской Епархии 1905 года», подготовленный и подписанный им совместно с преподавателем Казанской духовной академии, миссионером и историком П.К.Жузе(67).
С началом работы съезда в журнале стали помещаться выступления его участников. Одним из самых заметных в этом отношении стала произнесённая 13 июня 1910 г. на его открытии речь епископа Андрея «О задачах Казанского миссионерского съезда 1910 года» (№ 33 от 17 июня 1910 г.), в которой, он, в частности, отметил, что «первая и главнейшая задача нашего собора церковного: молиться вкупе Господу, да изведет деятели на жатву свою, ибо жатва всё умножается, а деятелей мало: и ныне нас окружают народы смятении, яко овцы не имущыя пастыря (Мф. 9, 36)». В своей речи владыка также указывал на то, что православная миссия «должна несколько переменить характер своей деятельности и много сократить круг своих ближайших задач».

«Цели миссии, - говорил епископ Андрей, - должны остаться неизменными, ибо вечны истины, которым миссия служит, но ближайшие задачи наших миссионеров должны быть более скромно определены и более строго очерчены». Прежде всего, как считал он, «нужно научение самих православных в истинах православия, чтобы не мыслимы были дальнейшие отпадения от церкви православной; эта общая цель всех деятелей Церкви и, наиболее, миссии». Причём, главнейшей задачей миссии в этом отношении епископ Андрей предлагал «считать устроение приходской жизни, чтобы эта приходская жизнь могла сама себя охранять и существовать без помощи извне».

В журнале были также опубликованы: «Пожелания Казанскому миссионерскому съезду 1910 года» епископа Андрея, заметка священника В.Каменского «Вниманию Миссионерского съезда г. Казани» и «Проект организации Епархиальной Миссии» (отрывок из «Уфимского доклада») (№ 33 от 17 июня 1910 г.), «Мысли о противомусульманской миссии. (К Миссионерскому Съезду в г. Казани)» священника В.Каменского и «Пожелания приходского батюшки миссионерскому съезду» - за подписью «М.А-ий» (№ 34 от 24 июня 1910 г.), доклад О.Ермолаевой «О призвании женщины на служение Миссии» (№ 35 от 3 июля 1910 г.), «Об открытии в Туркестанской епархии среднего духовно-учебного заведения (в связи с общим положением русского дела в Туркестане» (№ 36 от 10 июля 1910 г.) И.Брызгалова, «Как можно расширить и организовать круг деятелей по инородческому просвещению. (Из доклада Казанскому миссионерскому съезду)» (№ 41 от 15 августа 1910 г.) протоиерея Т.Иваницкого, речь епископа Саратовского и Царицынского Гермогена (Долганёва) в общем заседании съезда 22 июня 1910 г. «Интеллигентское язычество нашего времени» (№ 49 от 9 октября 1910 г.), «К характеристике современного положения нашей церковной жизни. (Из докладов на Каз[анском] Миссион[ерском] Съезде 1910 года)» (№ 48 от 27 ноября 1911 г.), и другие.(68)

При этом весьма злободневным в связи со съездовской тематикой оказался «гендерный» аспект развития православной миссии, неоднократно затрагивавшийся в публикациях СБСГ. Своё отражение эта тема получила, к примеру, в докладе О.П.Ермолаевой «О призвании женщины на служение Миссии» (№ 35 от 3 июля 1910 г.). «Можно только сказать, - подчёркивалось в нём, - что преждевременно даже проводить какую-либо параллель между миссионерским значением женщины в православной России, где она ещё и не привлечена к непосредственному служению миссии, и той работой, которая предоставляется ей во внешней миссии Западной Церковью и протестантством. Бесчисленные католические женские общины-монастыри и ассоциации имеют такие отделы, которые дают своим членам специально миссионерскую подготовку, может быть и представляющуюся весьма чуждой здесь в России, но после которой духовные конгрегации уже не страшатся отправлять своих духовно-вооружённых и закалённых миссионерок, вполне дисциплинированных в духе католичества, в наиболее отдалённые страны. - Ничего подобного нет у нас».

Говоря о мусульманском «Востоке», О.П.Ермолаева также особо подчёркивала миссионерскую роль женщины: «Замкнутость жизни мусульманской женщины общеизвестна, - указывала она. - Но, вместе с тем, известна её особенно фанатичная приверженность к исламу. Женщина-мусульманка защищена строем своей жизни от внешних влияний, и он же способствует её укреплению в том круге понятий, с которым она сроднилась. Женщина-мусульманка готова быть всегда исповедницей своей веры и, когда только ей представляется возможность, является даже и усердной миссионеркой среди соседнего женского элемента наших крещёных инородцев».

Задаваясь вопросом: «Что же, однако, может противопоставить этому женщина православная?», О.П.Ермолаева с сожалением констатировала: «Если мы обратимся и к самым кратким учебным статистическим данным, то представится картина крайне печальная для настоящего времени и очень назидательная в смысле обширности возможной будущей миссионерской работы женщины.

Оказывается, что в Казанском крае, даже среди русского населения, приходится одна учащаяся на 55 женщ[ин], тогда как у мусульманок то же отношение выражается цифрами 1:12 - и в общем магометанские девочки учатся даже больше, чем русские мальчики. Что касается обучения крещенок, то здесь благоприятные цифровые данные совершенно минимальны, так как, по указанию осведомлённых лиц, сравнительно с общей инородческой массой, «девочки, ходящие в школу, представляют почти исключение. Не лишне также отметить, что при широко распространённой грамотности у магометан, однако во всей Казанской губ[ернии], напр[имер], за 1900 г. всего 69 девочек-мусульманок обучалось в школах русскому языку. (Цифры эти заимствованы из доклада С.В.Чичериной в Обществе Востоковедения)».

«Даже наши сектанты», как отмечала она, дают в этом отношении, «хотя нравственно неприемлемые для нас, но интересные примеры». «Православие не нуждается в заимствованиях и должно идти своими путями, но то, что наша разрозненная церковная жизнь сейчас не творит сама, то нужно создать, нужно наметить первые шаги для женской работы во славу миссии. И нужно, чтобы поле этой деятельности по возможности развёртывалось на местах», - делала вывод О.П.Ермолаева. Как отмечалось в докладе, в Казани имелись «уже готовые для этого ячейки» - «Кружок сестёр-сотрудниц» БСГ и «Казанские женские богословские курсы» (председателем Педагогического Совета которых также являлся епископ Андрей), «но они не связаны между собою и не имеют непосредственного сношения с самим инородческим населением, да и сами ещё весьма малочисленны».

«По выслушании и обсуждении» на одном из заседаний «церковно-миссионерской» секции съезда подготовленного О.П.Ермолаевой «доклада женщин», была единогласно принята следующая резолюция:

• * «1) Желательно привлечь женщин к приходской миссии, в кружки ревнителей православия, в миссионерские комитеты и в их подотделы.
• * 2) В виду того, что мусульманки лишены медицинской помощи, желательно привлечь крещёных инородок к изучению медицины на курсах.
• * 3) Желательно, чтобы во всех женских монастырях были книгоноши и чтицы религиозных книжек для инородцев, фельдшерицы-послушницы для помощи крещёным и некрещёным инородцам.
• * 4) Поощрять всякую инициативу женщин и вообще лиц в их служении св[ятой] миссии через школу, медицинскую помощь и пр[очее].
• * 5) Необходимо устройство воскресных занятий для взрослых по изучению Закона Божия, по преимуществу, для женщин, как менее христианско-просвещённых; это совершенно необходимо среди крещёных инородцев и, в особенности, среди крещёных татар.
• * 6) Предложить интеллигентным женщинам высшего круга всячески помогать переводами и изданиями книг, переводов с иностранных языков, что уже делается на Западе.
• * 7) Обратить внимание епархиального начальства на то, что русские женские монастыри могут нести вообще культурную работу, обучая окрестное население садоводству, плодоводству, интенсивному сельскому хозяйству и т.п.».(69)

Обсуждение данной темы получило своё развитие на проходившем 7 февраля 1911 г. «в зале Св[ятейшего] Синода», под председательством архиепископа Ярославского и Ростовского (будущего - Патриарха Московского и всея России) Тихона (Беллавина), заседании «особого совещания» при СПС «по миссионерским делам», одобрившего «постановления Съезда, сделанные по содержанию доклада сестры-сотрудницы Братства св[ятителя] Гурия О.П.Ермолаевой». Об этом сообщалось в перепечатке из «Известий по Казанской Епархии» под названием «Министерское при св[ятейшем] Синоде совещание» (№ 11 от 13 марта 1911 г.). «Женский вопрос» нашёл также своё отражение в статье «О призвании женщины на служение миссии» (№ 50 от 16 октября 1910 г.) за подписью «О. Пантелеймон»,

Впрочем, Казанский миссионерский съезд привлекал к себе внимание не одних только миссионеров. Так, ещё в № 1 от 5 декабря 1909 г. была помещена статья известного «националиста», чиновника МВД, журналиста и «политтехнолога» Б.П.Башинского «Наш съезд». Отмечая, что народ («не интеллигенция») и православные пастыри, служащие делу внутренней миссии, в полном смысле выстрадали этот «Противомусульманский Съезд», он предлагал расширить рамки такового, «во-первых, в отношении его личного состава, а, во-вторых, в подлежащих обсуждению вопросах», а также утверждал, что «членами Съезда могут и должны быть миряне, ревнующие о церкви» (каких, «к счастью, немало»).

«Затем, - продолжал Б.П.Башинский, - Съезд, помимо правильной постановки внутренней миссии, должен быть призван к обсуждению в сущности основного вопроса: почему русская культура не коснулась почти нисколько татар, и они остаются столь же фанатичны, как и в XVIII веке»? Именно подробным рассмотрением причин этого, по его мнению, и следовало заняться, а не заботиться «о насильственной полицейской формальной русификации», при которой «всё равно татары замкнутся в своём кругу». Одновременно Б.П.Башинский предупреждал об опасности политизации татаро-мусульманского фактора: «Я помню, - писал он, - как в так называемых сферах с изумлением отмечали факт образования в Государственной Думе прогрессивной мусульманской группы и говорили: «Кажется, верноподданные татары хотят поиграть в оппозицию, придётся их удовлетворить кое-чем...» Господа, да ведь «играют» татары давно, если это можно назвать игрой. Надо действовать».

В качестве положительного примера охранительного религиозно-национального объединения русских людей Б.П.Башинский приводил «западно-русские Братские Съезды». «Последний Съезд в Вильне, - отмечал он, - по свидетельству печати и по отзывам участвовавших в нём (Члены Государственной Думы священник [А.С.]Вераксин и Г.Г.Замысловский) - дал блестящее доказательство русских на окраине в борьбе с воинствующим католицизмом и польщизной. Западно-Русские Братства несут миссию не только религиозную, но и национальную, делают дело не только чисто церковное, но и государственное в широком смысле этого слова. Не политиканство это, а охрана исторического достояния России, оборона русской народности от натиска искони враждебной силы. Но история поставила нас лицом к лицу на два фронта: на Запад и на Восток. Там - наступает католицизм, здесь - ислам. За первым вырисовывается Речь Посполитая, за вторым - панисламизм. На западном фронте отстаивают русское православно-народное дело десятки крупных, обширных и богатых братств с разветвлениями в виде сотен отделений, которые не прозябают, а живут полной жизнью, приближающейся к древней приходской. На Восточном фронте, - на грани Европейской и Азиатской России, - действует без преувеличения - одно Братство: Святителя Гурия».(70)

Однако общая линия СБСГ и его редактора заключалась всё же в недопустимости политизации миссионерской деятельности, что нашло, в частности, своё отражение в полемической заметке «Беды во лжебратии» (№ 39 от 1 августа 1910 г.) - за подписью «Беспристрастный».В связи со «съездовской тематикой» следует упомянуть также: статью чёрно-акуйского миссионера Алтайской миссии, священника Стефана Борисова «К программе вопросов, подлежащих обсуждению на будущем Иркутском Миссионерском съезде (Дополнительные вопросы и заметки Миссионера)» (№ 27 - 28 от 22 мая 1910 г., № 29 - 30 от 29 мая 1910 г.) и предложенный вниманию того же съезда проект протоиерея И.И.Восторгова «О подготовке миссионеров» (№ 9 от 27 февраля 1911 г.). Как видно из вышеизложенного, помимо материалов, имевших отношение к Казанскому миссионерскому съезду 1910 г., в журнале помещались публикации и о съездах, проходивших в других городах Российской Империи, например: «Пермский миссионерский съезд» (№ 54 от 14 ноября 1910 г.) - за подписью «Участник».

Оценки Казанского миссионерского съезда 1910 г., а также информация о реализации «на местах» некоторых из принятых на нём постановлений, содержались, в частности, в статьях и заметках: «Апостольский пост 1910 года в Казани» (№ 37 от 18 июля 1910 г.) епископа Андрея, «Миссионерская аптечка в с[еле] Арняшах» (№ 13 от 27 марта 1911 г.) - за подписью «С.Е.З.», и других.

«Если какой-нибудь беспристрастный наблюдатель, - писал епископ Андрей в статье «Апостольский пост 1910 года в Казани», - сравнит съезд миссионеров 1897 года в Казани, 1908 года в Киеве и нынешний Казанский, то, несомненно, должен будет отдать справедливость последнему: так он был сравнительно скромен по количеству участников и так он был серьёзен по их настроению. Здесь в 1910 году всё было гораздо проще, не было почти ничего лишнего, бьющего только на эффект; во время занятий съезда не было и особенного красноречия, - всё было очень деловито, продумано, прочувствовано и обсуждалось только ради дела без всяких партийных выступлений или соображений».

Очевидно, что свою посильную лепту в столь благоприятное и толковое течение съезда внёс и редактировавшийся епископом Андреем СБСГ, оказавший делу его подготовки и проведения заметную информационную поддержку.