Прошедший 1869 г.ознаменован таким многознаменательным событием, последствия коего могут иметь величайшую важность: мы говорим об открытии в г. Казани, в виде опыта, с разрешения Его Высокопреосвященства, Антония Архиепископа Казанского, богослужения на татарском языке для учеников Казанской крещено-татарской школы, основанной господином профессором Н.И. Ильминским и учителем Василием Тимофеевым. Вот подробности этого события.

В совершении богослужения на татарском языке для крещеных татар в Казанской епархии издавна сознавалась настоятельнейшая потребность. В 1830 г. Святейший Синод, утверждая правила о наставлении и утверждении новокрещеных в вере Христианской, составленное блаженной памяти Высокопреосвященным Филаретом, бывшим в то время Архиепископом Казанским, указом от 23 мая №4699, между просим (в 9 правиле) предписал, «чтобы в воскресные и праздничные дни во всех новокрещенских церквях, при служении литургии и прочих молитвословий Евангелие, Апостол, Символ веры и молитва Господня читаны были на их языке. В 1847 г. последовало Высочайшее повеление Государя Императора Николая Павловича, чтобы для крещеных татар переведены были на татарский язык необходимейшие части богослужения, и Святейшим Синодом указано было на первый раз перевести Литургию св. Иоанна Златоустого, Часослов, Евангелие, вновь переведенные, а позднее и Апостол. Но богослужение по этим книгам не осуществилось, частью по слишком ученому и несходному с народным языком переводу, частью потому, что сами крещеные татары в то время еще не были к тому подготовлены.

Со времени открытия в Казани школы для детей крещеных татар профессором Ильминским и крещеным татарином Василием Тимофеевым, в 1863 г., из ясного опыта дознано, что действительнейшим средством к утверждению в Православии крещеных татар может служить лишь христианское воспитание их детей первоначально на их родном языке. Вместе с сим в означенной школе подготовлялись средства к осуществлению богослужения на татарском языке, в ясно виделся наилучший способ истинно-христианского воспитания детей. Опыт также показал, что для образования школьного, так и для богослужения должен быть употреблен язык народный, а не книжный.

В видах школьного воспитания учредителями школы прежде всего составлялись и переводись начальные учебники, как-то: букварь и другие книги для чтения ученикам: - книга Бытия для св. истории, книга Премудрости .Иисуса сына Сирахова для нравственного учения, Евангелие от Матфея для истории жизни и учения Спасителя. Но в составе букваря (синодального еще издания 1861г.) переведены были и некоторые молитвы, и Символ веры. Учитель школы Василий Тимофеев, научая учеников читать и понимать эти молитвы, приучил их и петь оные на обыкновенный церковный напев. Это пение, оказывая благотворное влияние на учеников, понравилось и взрослым, и пожилым крещеным татарам. После сего приступлено было к переводу других, особенно назидательных и умилительных церковных, песнопений, собственно уже для богослужебной цели. Так к началу св. четыредесятницы 1865 г., когда ученики школы должны были говеть, переведены были: Великий канон св. Андрея Критского и некоторые великопостные стихиры, а также последование ко св. Причащению и молитвы по Причащении, к Пасхе же переведен канон пасхальный и тропарь Пасхи. Воспитанники присутствовали при богослужении в академической церкви, но дома пели и слушали чтение упомянутых переводов и это много содействовало к наилучшему настроению их душ при предстоявшем им причащении Св. Тайн.

В 1866 г. начат вновь перевод на народный татарский язык Литургии св. Златоуста, и она переведена вся подряд, т.е. не только то, что поется и произносится вслух, но и тайно читаемые священником молитвы. Кроме того переведены некоторые части всенощной службы, их Октоиха – воскресные стихиры на «Господи воззвах», канон 4 гласа, антифоны всех восьми гласов, из Минеи месячной – тропарь с кондаком и один из канонов Рождеству Христову, тропарь и кондак Богоявлению и некоторые другие песнопения. Все это по мере изготовления переводов разучивалось и пелось в школе, частью в виде домашней молитвы, особенно в надлежащие праздничные дни, частью в виде учебного упражнения. Такое пение тем тщательнее поддерживалось в школе воспитателем Тимофеевым, что очень заметно развивало религиозный дух в учениках. Для них оно сделалось любимым препровождением времени, и они в часы отдыха, без всякого приказания, охотно сами пели изученные молитвы. Пение преподавалось им с голоса. Сам Тимофеев не знаком с нотным искусством, а умеет петь понаслышке, поэтому и учеников он учил петь, как мог, в один голос. Впрочем, приглашаемы были и особые учители пения; но они занимались недолго, а более случайно, потому и прочных следов не оставили.

В июле 1868 г. прибыл в Казань алтайский миссионер иеромонах Макарий, по распоряжению начальства, для участия в пересмотре и издании грамматики алтайского языка, составленной членами Алтайской миссии. Эта работа сильно и почти непрерывно занимала его и весьма немного оставляла свободного времени для отдыха. Но в немногие часы досуга о. Макарий посещал Казанскую школу, куда с самого начала влекли его глубоко миссионерские его симпатии и то, что вид крещено-татарских детей Казанской школы напоминал ему отчасти алтайских инородцев, основательно изученным о. Макарием, очень сродственно и близко Казанское татарское наречие, которое представляло ему много интересного материала для сравнения с алтайским языком, след. для пользы его алтайско-грамматической работы. – Знакомый с церковным пением и, имея здравый и тонкий вкус в оном, о.Макарий заметил некоторые недостатки пения в школе и особенно одноголосность. Чтобы исправить сей недостаток, он начал приучать мальчиков петь хором, сначала молитвы: «Царю Небесный, Отче наш, Богородице Дево радуйся», а потом некоторые другие песнопения. В этих занятиях по школе шло время до начала Великого поста в настоящем году.

В прежние годы воспитанники школы, говея на первой неделе Великого поста, слушали богослужение, исповедались и приобщались Св. Тайн в академической церкви. Так как большинство воспитанников школы не знали русского, и тем более церковно-славянского языка, то не могли они понимать того, что в церкви пелось и читалось. Это неудобство отчасти вознаграждалось тем, что покаянные ирмосы и другие имевшиеся в переводе стихиры они пели в школе. Духовником школы был постоянно профессор Академии иеромонах Григорий, впоследствии ректор Уфимской семинарии. Он не знал татарского языка, но перед исповедью говорил всем воспитанникам вместе назидательное поучение, которое, передаваемое, тут же Василием Тимофеевым, глубоко проникало их, и потом, подготовив их, таким образом, предлагал тайно, поодиночке, несколько вопросов о грехах, написанных на бумаге по-татарски. Но нельзя было не заметить, что литургия, на которой воспитанники должны были причащаться, очень продолжительная и непонятная для них, утомляла их, и они с притупленным чувством должны были приступать к величайшему их Таинств. В нынешнем году, по обычаю, воспитанники и воспитанницы школы говели на первой недели Великого поста. Для исповедания их приглашен был о. Макарий, как человек уже заслуживший общее уважение школы и знакомый с языком татарским; но вместе с тем учредители школы пришли к мысли, чтобы он отслужил литургию, для приобщения воспитанников школы, на татарском языке. Мысль эта была одобрена Его Высокопреосвященством, и на осуществление ее дано было благословение. Отец Макарий исповедал около ста человек обоего пола, но он, же должен был подготовить школьный хор к пению за всенощной и литургией. В субботу вечером в школе отправлена всенощная воскресная, а литургия ранняя в кладбищенской церкви близ школы. Служба исправлена была удовлетворительно и впечатление на воспитанников произвела благотворное; религиозное воодушевление их было поддержано с начала и до конца службы. Во время «причастна» учитель Тимофеев сказал приличное назидание по-татарски. По выходе священнодействовавшего из царских врат со Св. Чашею, молитва «Верую Господи», читана была также по-татарски раздельно и выразительно, и ученики все в один голос повторяли ее глубоким чувством убеждения, и потом один за другим подходили к причащению Св. Тайн чинно и благоговейно.

Успех первого богослужения на татарском языке подал мысль повторить его еще несколько раз. Вторая неделя Великого поста была употреблена нам перевод не достававших, а потому выполненных еще на славянском языке, частей богослужения, каковы шестопсалмие, часы 1-й, 3-й и 6-й. С третьего воскресенья Великого поста началось татарское богослужение постоянно каждый воскресный и праздничный день. Кроме упомянутых псалмов, еще переведены заблаговременно стихиры и каноны Благовещения, крестопоклонной недели, недели вайи, Великого Четверга. По мере изготовления переводов о. Макарий разучивал со школьным хором пение. Что богослужение на родном языке производило на школу благотворное влияние, это можно усматривать из того, что, между прочим, что когда нужно было говеть на Страстной неделе нескольким ученикам, явившимся в школу после 1-й недели Великого поста, то все ученики и ученицы изъявили единодушное желание снова говеть и снова причаститься. Мальчики причащались в Великий Четверток, а девицы на первый день Св. Пасхи. К Пасхе о. Макарий положил на ноты пасхальную службу на четыре голоса для хорового пения. Утреня и литургия в 1-й день Пасхи были отправлены в градской Богоявленской церкви, в которой обыкновенно бывает много прихожан. Русское богослужение совершалось в теплой церкви, а татарское в холодной, в одно время. Такое единовременное богослужение крещеных татар с русскими имело особый смысл, ясно указывая на их братство о Христе. Русские, слышавшие татарскую службу, нашли ее вполне приличною и с сочуством отзывались о ней. По желанию многих русских горожан, совпавшему с желанием воспитанников школы, еще были отслужены пасхальные утреня и литургия в той же Богоявленской церкви в четверг пасхальной недели. Таким образом, на Пасху татарское богослужение уже оказалось выработавшимся на столько, что крещено-татарские воспитанники школы стали считать его своею насущною потребностью, а русские жители Казани заявили свое сочувствие к нему. Кроме воспитанников школы случалось и некоторым взрослым крещеным татарам присутствовать за татарским богослужением, и на всех их оно производило благотворное впечатление.
На Пасху о. Макарий был вызван в Москву для участия в выработке нового устава Миссионерского Общества. С его отъездом на несколько недель татарское богослужение прекратилось в школе. Тем более ощутилась необходимость поддержать на будущее время продолжение сего богослужения в Казанской школе, откуда, как из центрального христианско-воспитательного учреждения для крещеных татар, это богослужение должно прейти и в крещено-татарские приходы. В пастырской заботливости о прочном христианском просвещении крещеных татар, не желая, чтобы с отъездом о. Макария на Алтай прекратилось это дело, так удачно начатое и постановленное этим миссионером –тружеником, и имея в виду указ Св. Синода от 19 июля 1867 г., Его Высокопреосвященство предположил рукоположить в сан священника учителя школы Василия Тимофеева, который лично известен Архипастырю, как вполне отвечающий поставленным в упомянутом указе условиям для посвящения инородцев во священники, особенно же достойный сего сана по его искреннему благочестию, преданности к Православной вере и усердию к христианскому образованию крещеных татар. Впрочем эту свою мысль он предварительно предложил на обстоятельное и всестороннее обсуждение Совета Братства Св. Гурия. После тщательного обсуждения Совет Братства пришел к убеждению в благотворности рукоположения Василия Тимофеева. Оставалось ело за самим Тимофеевым, чтобы он имел время вдуматься в предстоящее ему новое положение и освоить свою мысль с требованиями священнического сана.

В Москве о. Макарий ознакомился в Комиссаровском ремесленном училище с новой методой церковного пения Шеве, по которой вместо певческих нот употребляются цифры. Возвратившись из Москвы, когда грамматика алтайского языка была уже отпечатана, о. Макарий поселился в школе и деятельно занялся обучением учеников в пении в означенной методе. Все богослужебные песнопения, переведенные и вновь переводимые на татарский язык, переписывались для пения, и школьный хор обучали пению по этой методе, которая и для инородческих мальчиков оказалась весьма удобною. Заметив в одном мальчике особенный талант к пению и понятливость в певческом деле, о. Макарий в особенности занялся сим мальчиком, дабы приготовить в нем регента, и довести школьный хор до того, чтобы он мог петь и отправлять богослужение без постороннего руководителя. Между тем с самого возвращения о. Макария из Москвы службы на татарском языке совершались постоянно в воскресные и праздничные дни в кладбищенской церкви.

Наконец, в следствие представленного Его Высокопреосвященству отзыва Совета Братства Св. Гурия, по надлежащем приготовлении и испытании, учитель татарской школы Василий Тимофеев рукоположен Архипастырем 31 августа в диакона, 7 сентября во священника к градской кладбищенской бесприходной церкви с оставлением его по-прежнему учителем и главным деятелем в школе, а о. Макарию поручено обучат его церковной службе до тех пор, пока он не обвыкнет совершенно отправлять ее как на славянском, так и на татарском языке. Желая лично удостовериться, в какой степени удовлетворительно служение на татарском языке, Его Высокопреосвященство слушал оное несколько раз, когда совершал его о. Макарий вместе с Василием Тимофеевым, бывшим еще в диаконском сане, и нашел, что и всенощное служение, на коем положенное по чину читается только частью по-татарски, а частью по-славянски, отправляется удовлетворительно, литургия же вообще весьма удовлетворительно. В настоящее время иеромонах Макарий обратил свое внимание еще на следующее: доселе он упражнял учеников школы в хоровом пении, в котором каждый отдельный голос выполняет лишь свою особую часть общего напева, цельный же напев выходит из гармони всех голосов. Навыкнув только такому образу пения, воспитанники были не в состоянии надлежащим образом выполнить известные напевы, когда приходилось бы им петь не хором, а поодиночке, в один голос. Поэтому теперь мальчики обучаются по методе же Шеве пению одноголосному.
Таким образом, Казанская школа татарских детей обязана иеромонаху Макарию систематическим и рациональным обучением ее воспитанников церковному пению и осуществлением богослужения на татарском языке, которое без столь деятельного и искреннего его участия, по всей вероятности, еще долго не могло бы осуществиться. Это обстоятельство нельзя не признать значительным успехом вообще в крещено-татарском деле.

Что касается до переводов на татарский язык упомянутых богослужебных чтений и песнопений, то они большею частью делались г. Ильминским, при ближайшем и постоянном содействии Василия Тимофеева; но окончательным пересмотром их занимался бывший профессор миссионерского отделения в Казанской Академии, которому по определению Священного Синода, предоставлена цензура всех переводов на татарский язык, на случай их издания.

Когда мы вспомним то глубоко-трогательное и истинно-просветительное влияние, которое имеет православное богослужение на души верующих, и представим себе одно то, что с открытием в Казани богослужения на татарском языке открывается для крещеных татар здешнего края неистощимое богатство христианских истин, которые для них были тем менее доступны, чем непонятнее для них церковно-славянский богослужебный язык, - а также открывается для них неиссякаемый источник святых радостей и религиозного умиления; то не можем не признать за этим событием великого церковного значения; не можем не разделить высказываемого людьми, сочувствующими делу христианского просвещения инородцев в России, мнения, что введение богослужения на татарском языке для здешних крещеных татар есть заря того света, который должен просветить сидящих во тьме и сени смертной, есть залог духовного перерождения инородцев и слияния их с русским народом в лоне Православия.

Литература и источник:

1.Об открытии в г. Казани богослужения на татарском языке // Известия по Казанской епархии. - 1870
2.Об открытии в г. Казани богослужения на татарском языке // Казанская крещено-татарская школа.- 1887. - с. 344-363