“Руссификация” татар и “отатаривание” Поволжских народов

В весьма солидных современных трудах по истории татар1) утверждается, хотя и не приведя каких-либо фактических доказа­тельств, что после покорения Казанского ханства, Русское прави­тельство начало проводить и проводило насильственную руссификацию Поволжеских народов, особенно татар, путем обращения их в христианство с применением жестоких мер.

Такое, несоответствующее истине, утверждение в части “жесто­ких мер”, является отголоском политической борьбы в свое время татарских националистов с царским правительством, причем не без влияния Султанистской Турции и в интересах последней. Распростра­нение подобных измышлений может бросить тень на братские отношения народов и в настоящее время, не говоря о довольно гру­бом извращении исторической правды.
Далее, ничуть не имеется в виду искать оправдание тому или другому мероприятию какого-либо правительства той прошедшей эпохи или, тем более, обсуждать религиозные распри тех времен, а ставится цель - только доказать на основании исторических документов ошибочность и вредность вышеупомянутого утверждения о жестоких мерах.
В те времена религия была объединяющей народ идеологией и действительным инструментом управления народом в руках любого правительства, так что обращение в “Русскую веру”, т.е. в христианство всех народностей, населяющих государство, вполне могло быть целью Московского, а потом и Русского правительства.
Вопрос только в том, какими мерами это пытались осуществить, а также в какой степени и в каких случаях следует считать эти меры “жестокими”.
Вот, что мы находим по этому вопросу в работе А.Можаровского “Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев”, Москва, 1880 г.
Царь Иван IV-й (Грозный) отправляя в Казань в 1555 г. с миссионерскими целями архиепископа Гурия в Казань, дал ему “наказную грамоту”, в которой повелевает: “крестити только тех татар, которые добровольно изъявляют согласие креститься (стр. 15) ...приводить их любовью ко крещению, а страхом их ко крещению никак не приводить” (стр. 11).
Наверняка одной любви оказалось недостаточно и какие-то поощрения, льготы, надо полагать, применялись с самого начала. В некоторых случаях возможно не обошлось при обращении в “ис­тинную веру” и без какого-то принуждения к тому. Так или иначе, но уже в первые же десятилетия после присоединения Казани к Москве, среди “татар”, а особенно среди других народностей этого края, появилось значительное количество принявших “русс­кую веру”, т.е. христианство. Несомненно, было также много христиан, являющихся потомками русских, угнанных в “полон” татарами, при постоянных набегах на окраины Московского государства и христиан местных, перенявших эту религию от русских соседей, в результате постоянных сношений, еще задолго до возникновения Казанского царства... Все эти христиане русскими в дальнейшем стали называться “старо-крещеными татарами”. Появилось к тому времени, видимо, немало и таких новокрещенцев, которые решили возвратиться назад к своей старой вере.
Вот о таких-то и была направлена в Казань особая грамота царя Федора Иоановича от 18 июня 159З г., в которой предписывалось:
“...а которые новокрещены христианские веры крепко держати и поучения митрополита и отцов духовных слушати не учтут, тех смиряти, в тюрьму сажати и бити и в железо и чепи сажати.” (стр. 37)
Таким образом, в отношении сначала добровольно окрещенных, но потом не пожелавших соблюдать правила новой веры, царской грамотой, предписывается применять весьма крутые меры.
В уложении же царя Алексея Михайловича (1628 г.) упоминает­ся действительно о жестоких мерах, но только в отношении совра­щающих русского человека в басурманскую веру. Там сказано:
“А будет кого басурман какими нибудь мерами, насильством или обманом русского человека к своей басурманской вере принудит и по своей басурманской вере “обрежет” и сыщется то до пряма и того басурмана по сыску казнить, сжечь огнем без всякого милосердия” (стр. 33).
Попутно можно отметить, что в те времена видимо не были редкостью и случаи перехода русских в “басурманскую” веру с обрезанием, если пришлось об этом так написать в своде законов. Уложение имеет в виду только русских людей и не касается перехода в “бусурманскую” веру представителей других народностей.
Указ царя Федора Алексеевича от 16 мая 1681 года касается состоятельных слоев татарского народа и чтобы побудить их к при­нятию христианства предписывает: “Низовых городов у мурз, и у татар, и у татарских жен, и у вдов и недорослей и у девок поместия их и вотчины с крестьянами и бобыли, отписать на себя великого государя”, причем дается срок до 25 февраля 1682 г. (стр. 35)
Далее: “...и будут которые мурзы и татарове похотят в пра­вославную христианскую веру креститься и тех крестить и отписным крестьянам за ними быть по-прежнему”.
Другим указом того же царя Федора Алексеевича от 24 мая 1681 г. повелевалось вотчины и поместия татарских помещиков, не поже­лавших креститься и оставшихся, в своей вере, передавать их род­ственникам, перешедшим в христианство.
После упомянутых указов мурзы и состоятельные татары наперебой один перед другим старались окреститься, чтобы сохранить за собой поместия и вотчины или же получить поместия и вотчины своих, не пожелавших креститься, родственников, с прибавкой “государева денежного жалования” за восприятие крещения.
Тем же Указом от 16 мая 1681 г. повелевалось сказать мордве, чтобы: “они, поискав благочестивыя христианския веры греческого закона, крестились все, а как они крестятся и им во всяких по­датях дано будет льготы на шесть лет; и буде они креститься не похотят, и им сказать, что они отданы будут в поместия и вот­чины некрещенным мурзам и татарам”.
В принятом согласно Указу Петра I 1 сентября 1720 г. решению правительствующего Сената говорилось: “которые некрещенные разных народов люди, восприняли православную греческого закона веру, или которые впредь воспримут всем двором, сколько они же не обретаются , тем во всяких государственных сборах и в изделиях давать льготы на три года, дабы тем придать к восприятию веры греческого закона лучшую охоту”. По сравнению с указом царя Федора Иоановича от 16 мая 1681 г., теперь срок льгот для перешедших в христианскую веру сокращен ровно вдвое.
По данному ровно через двадцать лет после упомянутого реше­ния правительтвующего Сената, указу, царицы Анны Иоановны от 11 сентября 1740 года повелевалось “ приходящих ко крещению награждать крестами, нижним и верхним платьем разного достоин­ства и некоторым количеством денег”.
Подтверждались ранее данные льготы для перешедших в христианство иноверцев, повелевалось не требовать с них в течение трех лет подушных денег и других поборов, освобождать от работы на казенных заводах и не спрашивать с них рекрут, ни денег на “рек-. рутские складки”". В указе также говорилось: “не желающим крещения принуждения к крещению не чинить и им за то ничем не угрожать”. (стр. 61)
В 1763 году определением правительствующего Сената снова была подтверждена для новокрещенцев трехлетняя льгота от по­датей и дано освобождение от рекрутства в три набора со времени крещения.
В 1787 г. по указу Екатерины II было уже налажено в России печатание Корана, а в 1801 году выпускается первая книга на татар­ском языке “хафтиак”, что никак нельзя уже называть мерой на­сильственной руссификации.
Таким образом, из рассмотрения правительственных распоряжений за два столетия, относительно обращения в христианство народов Поволжия, включая татар, видно:
1)  После присоединения Казани к Москве, русское правительство прилагало непрерывно старание, чтобы обратить в христианство Поволжские народности, включая и татар.
2)  Так как одной кроткой миссионерской проповеди видимо было не­достаточно, то Правительство, дабы побудить к массовому принятию “новой веры”, применяло главным образом материальную заинтересованность, сводившуюся для многочисленного простого люда к осво­бождению в течение нескольких лет от податей и прочих поборов, а также от рекрутства.
3)  В отношении же татарских дворян (мурз) и помещиков применялись на первых порах более крутые меры: при отказе перейти в христиан­ство их имения и вотчины со всей челядью и крепостными крестья­нами отбиралось или в “государево владение” (по современному - конфисковались) или передавалось их родственникам, перешедшим в христианство.
4)  Весьма строгие меры предписывались на первых порах в от­ношении тех, которые сначала как будто по доброй воле крестились, а потом прекращали соблюдать правила новой веры. Таких следовало “в торьму сажати и бити, в железа и чепи сажати”.
5)  По уложению царя Алексея Михайловича предписывались действительно жестокие меры только в том случае, если кто рус­ского человека “обратит в свою басурманскую веру” и по той вере его “обрежет”. Такого следовало: “по сыску казнить и жечь огнем без всякого милосердия”.
6)  Русский народ не отказывался от своего исторического прошлого и многие государственные деятели, полководцы и дея­тели прошлых времен глубоко почитаются и теперь. Обвинение Русского Правительства давних времен в жестоком преследовании “покоренных” или присоединенных народов - есть в то же время и клевета на русский народ, который всегда отличался большой терпимостью к чужому. Возможно, это является одной из причин, подготовивших дух той дружбы и братства всех народов СССР друг к другу в настоящее время.
7)  Подобные рассмотренным выше наносные идеи, вкрапленные в солидные исторические труды, перейдя в учебники и учебные пособия, будут прививать татарской молодежи ложные взгляды и инстинктивную неприязнь к русскому народу.
Стоило ли вытаскивать из арсенала татарских буржуазных националистов понятия и слова относительно “руссификации пу­тем обращения в православие”, причем “особенно татар”, когда подвергавшиеся будто бы насильственной руссификации народы, не говоря уже о татарах, а например чуваши, удмурты, марийцы в течение почти четырех столетий не только не обрусели, но да­же не научились в массе говорить по русски, хотя были обращены в “православие”. Точно также, как “Крещение Руси” в свое время и многие другие исторические события может быть и “обращение в православие” упомянутых народов и части “татар” (кряшенов), происходившее без потери национальной самобытности, следует считать прогрессивным явлением в тех исторических условиях.
Во всяком случае не следует склонять так усердно в наше время слова “руссификация”, “насильственная руссификация”, путем обращения в ”православие”, причем “особенно татар” и т.д., переняв их без всякой критики от былых “пантюркистов”, “панисламистов” и прочих татарских буржуазных националистов, когда-то бывших, а возможно и теперь где-то существующих.
Если говорить по правде, то в рассматриваемый исторический период происходило не “обрусение”, путем насильственного обращения в “православие”, а массовое и продолжавшееся до самого последнего времени “отатаривание” чуваш, марийцев, удмуртов, путем перехода в “ислам”, что сопровождалось всегда полным отказом от своей народности, о чем ранее уже упоминалось.
В одном, вышедшем сравнительно недавно солидном труде по истории татарского народа читаем:2)
“Более серьезные изменения в быту и культуре татар стали происходить в конце ХVIII и первой половине XIX столетия”
“Одновременно татарские социальные верхи делают ставку на усиление проникновения в сознание народных масс ислама”...
“Несмотря на жестокие меры православных миссионеров при обращении татар в православие, результаты, оказались весьма незначительными”.
“Если в ХVI веке миссионерам удалось создать довольно большую группу крещеных среди татар, то в последствии все новокрещенцы быстро вернулись обратно к исламу”.
При объективном отношении к вопросу следовало не ограничи­ваться только общими выражениями, а конкретно указать, что если еще и оставались в быту татар до этого какие-то характерные древние черты, то в конце ХVIII и первой половине XIX века они целиком исчезли и быт татар стал полностью исламистским, а духовная жизнь народа оказалась целиком подчиненной, застывшей со времен средневековья, арабско-мусульманской культуре.
Усиленная пропаганда социальными верхами панисламизма и пантюркизма, являющихся по существу в то время идейным оружием Султанистской Турции в борьбе с царской Россией, вместе со свой­ственной исламу нетерпимостью ко всему чужому, воспитывали у татарского народа неприязнь к русскому народу и его культуре.
Возникший при этих условиях татарский литературный язык с громадным количеством арабских, персидских, турецких слов и оборотов, был почти непонятен простому народу.
Все это создало непроходимый барьер к проникновению в массы татарского народа достижений науки и культуры того времени и они были обречены и в дальнейшем пребывать в темноте и невежестве.
Одновременно шла усиленная и, как уже упоминалось, довольно успешная пропаганда ислама среди отсталых в те времена других народов Поволжья.
Вот как следовало расшифоватъ рассматриваемые выдержки из книги, при объективном отношении к вопросу.
Теперь еще несколько слов надо сказать о “жестоких” мерах миссионеров при обращении татар в православие.
Принятие другой религии простым народом почти всегда не обходилось без какого-либо принуждения, и “Крещение Руси” тоже не проходило добровольно. Известны из истории также действительно жестокие меры распространения религии. Например, ислам, в первые века своего возникновения, распространялся в результате военных завоеваний арабов и поголовного уничтожения тех, кто отказывал­ся его принять. Есть такие характерные слова одного из арабских полководцев про жителей покоренного города: “Они верны Пророку до тех пор, пока видят острие меча, готового отрубить им голову”.
Безусловно нечто подобное же происходило при распространении христианства рыцарями-крестоносцами среди прибалтийских народов: литовцев, латышей и эстонцев. Эти примеры в истории, конечно, далеко не единичны, но сейчас разговор идет не о распространении религий, вообще, а о будто-бы массовых жестокостях при попытках насадить христианство среди татар и других народов Повожья, после присоединения его к России.
Ни в истории, ни в народных преданиях татар, чуваш, марийцев и удмуртов не сохранились конкретные примеры массового применения действительно жестоких мер при обращении их в христианство.
Да и надобности в этом, видно, тоже не было в то время. Скорее всего достаточно было сравнительно небольшого соблазна, выгоды, а возможно иногда и некоторого принуждения, чтобы назваться христианином, добавить к многочисленным старым богам еще одного столь же непонятного христианского, а продолжать жить и молиться по старому.
Еще автор этих строк хорошо, помнит как в детстве, ходил со своим дедом в старокряшенский т.е. христианской деревне Урясь-Баш, на “языческое” моление всей деревней о дожде, происходившее в поле. Были сварены в больших котлах мясо, для этого случая зарезанных баранов, и каша. Несколько старух, взяв в деревянных мисках немного того и другого, встали лицом к солнцу и пробормотали какие-то молитвы. После этого присутствовавшие, преимущественно пожилые люди, с приставшими к ним, подобно мне, в некоторых случаях, внуками детского возраста, расселись прямо на зеленой траве небольшими группами. Разнесли мясо и кашу в больших деревянных мисках. Народ, не торопясь, все поел, пользуясь прихваченными из дома, ложками, а потом разошелся. Все это происходило буквально за несколько лет до революции 1917 г.
Повидимому также преобладали старые верования и обычаи и у татар, хотя формально они были последователями Магомета, пока не начали появляться, особенно начиная с ХVIII века, “просветители”, получившие образование в Султанистской Турции, и не вытравили из сознания татарских народных масс старые обычаи, заменив их “исламистскими”, причем одновременно усиленно занимаясь, бесцеремонно извращая исторические факты, антирусской пропагандой, плоды которой продолжают проявляться, как видим, в солидных трудах по истории татарского народа даже в настоящее время.
Лишь во второй половине ХIХ-го века против насилующих сознание татарских масс, проповедников “панисламизма”, “пантюркизма” и “антируссизма” раздался голос действительного просветителя та­тарского народа Каюма Насырова, который сказал: “Нам незачем ездить учиться в Бухару и Египет, для нас вполне достаточно образования, имеющегося в России”.
В другом фундаментальном труде по истории татар3) совершенно в том же духе и почти теми же словами говорится о насильственной руссификации татар и др. народностей края, но здесь уже весьма кратко упоминается также относительно отатаривания нерусских народностей, которое происходило добровольно, без всякого принужде­ния, с помощью только проповедования “истин” ислама.
Относительно “отатаривания” на стр. 207 читаем: “Не ограничиваясь укреплением в исламе татарского населения, мусульманское духовен­ство начинает усиленно проповедовать его и среди других нерусских народностей”.
Отметим, что в одном случае принуждение “крутыми мерами”, а в другом - “кроткая проповедь”. Ни слова не говорится о том был ли прогрессивным или нет такой переход части чувашского, удмуртского и марийского народов в ислам, с полным отказом от своей самобыт­ности, кто и почему “проповедовал” им ислам, в чьих это было инте­ресах и пр. Ислам указанную часть нерусских народов, как и самих татар, отбрасывая к культурному уровню средневековья и приводил к отчуждению от русского народа.
“Проповедниками” же было мусульманское духовенство, получив­шее богословское и политическое воспитание в Султанистской Турции. Особенно усилилась их деятельность в ХVIII и первой половине XIX веков, когда шла борьба России с Турцией за выход к Черному морю. В этот же период возникли и насаждались среди татарского народа теми же “проповедниками”, завезенные из Турции и служившие политическим целям этого, а может быть еще какого и другого иностранного государства, идеи “панисламизма” и “пантюркизма”, имея целью сеять рознь между татарским и русским народами.
На стр. 136, I тома “Истории Татарской АССР”, повествуя, о попытках присоединения Казани к Московскому государству мирным путем, что тогда почти увенчалось было успехом, сказано:
“...но когда Свияжский воевода кн. Семен Микулинский, назначенный наместником в Казань, уже подъезжал к городу ... в городе вспыхнул мятеж, инспирированный турецкими агентами”.
Для того времени это возможно было единичным случаем, но в последующие эпохи, а особенно в ХVIII и XIХ веках, среди казанских татар, турецкие резиденты в самом шириком масштабе и не безуспешно вели антирусскую работу.
Посеянные ими идеи, как видим, находят отражение в солидных трудах по истории татар даже в наше время, проникая туда или по инерции, или по заблуждению, а возможно и сознательно. Здесь дело, конечно, не в христианстве или исламе и даже в “руссификации” или “отатаривании”, а в достоверности и объективности повествования об исторических событиях, так как они имеют значение и влияют, как видим, на дела сегодняшнего дня.
За исключением, приведенного выше случая, когда турецкие агенты сорвали мирное присоединение Казани к Московскому государству, чем ввергли татарский народ в неисчислимые бедствия жестокой войны, современные татарские историки ничего не гово­рят прямо о том, что агентура Султанистской Турции в течение ряда последующих столетий, под видом распространения и укреп­ления “ислама”, успешно сеяла рознь между татарским и русским народами, культивировала у татар фанатичный национализм и шовинизм, изуродовав, можно сказать, до неузнаваемости духовный облик народа.
Султан Турецкой империи считался религиозной главой всех мусульман мира (Шейх-уль-Ислам) и татарское духовенство, полу­чавшее, как уже упоминалось, богословскую, а заодно и политическую подготовку главным образом в Турции, сознательно, а иногда возможно и без понимания этого, служило политическим целям Тур­ции, поддерживая в народе невежество и запрещая ему сближение с русскими под страхом якобы “обрусения”.
Вот, что об этом пишет проф. Н.И.Ильминский4), на которого один раз была уже ссылка ранее: “Между тем, с течением времени, в татарском населении укрепилось магометанство с выработанном вероучением, с целой организацией духовного сословия и школ при мечетях; стал усиливаться дух фанатичной пропаганды, под влиянием связей и сношений с Среднеазиатскими центрами ислама. Начались массовые отпадения старокрещеных татар. Вслед за та­тарами пропаганда свои действия перенесла и на других инородцев - на чувашей, на черемис, на мордву. Массовые отпадения угрожали уже опасностью - поглотить все население края в мусульманской культуре и татарской национальности”.
В другом историческом труде, опубликованном уже в Советское время, причем в самые последние годы, читаем:
“Чуваши, как и некоторые другие народы Поволжия, продолжали придерживаться языческих обрядов, но под сильным влиянием татарских мулл, стали принимать магометанскую веру. В противоположность русским попам-миссионерам, действовавшим очень грубо, та­тарские муллы запросто заходили к чувашам в дом, доказывали преимущество магометанства перед христианством. В результате чуваши целыми деревнями переходили в мусульманство, перенимали татарский язык и в конце концов отатаривались. Конечно, этому способствовало и то обстоятельство, что чувашский и татарский языки имеют много общего”.5)
В документе по народному образованию, относящемуся к концу XIХ в. читаем:6)
“По сведениям Казанского губерн. статистического комитета за 1893-94 г., всего населения в Казанской губ. 2180350 и в том числе 125766 собственно в Казани; в общем числе жителей губернии 652180 татар мухаммедян, чуждающихся русских училищ”.
Далее: “По сведениям полиции, в г.Казани жителей 125766, в том числе татар 11713. Исключив татар, совершенно чуждающихся русских учебных заведений, найдем, что в населении должно быть около 16000 детей школьного возраста”.
Таковы были “блестящие” результаты продолжительной и систе­матической деятельности среди татар и других народностей Поволжия, “учителей”, получавших богословское образование в Турции или религиозных центрах Средней Азии, где преподавателями были мусульманские священнослужители, обучившиеся в турецких религиозных учебных заведениях.
Следует отметить, что современные татарские историки очень глухо говорят об активной и, скажем, довольно удачной миссионерской деятельности мусульманского духовенства в те времена среди темных масс Поволжеских народностей, но зато много и подчеркнуто пишут, в духе былых татарских буржуазных националистов, о руссификации татар и других народностей, путем обращения их в христианство жестокими насильственными мерами.7)
Только случайно проскальзывает в редких случаях о получении татарским духовенством (преподавателями школ) образования в Султанистской Турции и уже почти ничего не говорится о роли этого духовенства в укреплении у татарских народных масс религиозного фанатизма и неприязни к русскому народу.
Например, в работе Я.И.Ханбикова: “Общественно-политическая деятельность и педагогические взгляды Галимжана Ибрагимова”8) читаем:
“В кадимистической (старометодической) медресе Г.Ибрагимов проявлял свободомыслие, протестовал против беспорядков, спорил с реакционными преподавателями, многие из которых получили образование в Турции” (стр. 76).
В произведении “Наши дни” он (т.е. Г.Ибрагимов) разоблачает деятельность учителя Карима Гайфи, который учился в Турции, во время реакционного султана Хамида, стремился внедрить идеи пантюр­кизма в татарском медресе. (стр. 91)
“Г.Ибрагимов выступал против сторонников тюркофильства, пос­ледователей газеты “Таржеман” и Гаспринского, который под флагом “Тюркител” мечтал объединить все тюркские народы под властью Турции. (стр. 93)
В работе А.Б.Рустямова “Ишбобинская женская школа и подготовка учительниц из татар” читаем:9)
“Братья Абдулла и Губайдулла Абдулгаллямовичи Бубинские получили высшее образование в универси­тете г.Бейруте (Сирия). В конце XIX в. они приехали в дер. Ишбобы и открыли там мужское медресе и женский мектеб” (стр. 149).
Большая часть применяемых учебников были из Константинополя и Бейрута... Например, учебник по арабскому языку был из Бейрута, а по истории из Константинополя. (стр. 151)
Таких сторонников русского образования как Г.Ибрагимов, а осо­бенно Каюм Насыров, который говорил, что незачем татарам ездить учиться в Египет и знаний имеющихся в России вполне для них доста­точно, были в те времена считанные единицы среди татар, а “учите­лей”, точнее, мулл, получивших образование в Турции было множест­во и они держали татарский народ в невежестве, в религиозном фана­тизме и отчужденности от всего русского, а своей проповеднической деятельностью остальные темные народности Поволжия поставили на краю полного исчезновения с исторической сцены в результате отатаривания.
Почему бы в солидных трудах не разобрать подробно вопрос об упомянутой “удачной” миссионерской деятельности мусульманского духовенства в недалеком прошлом, а проходить только по внешнему фасаду события, не вскрывая сущности, а также повторять только бесчисленное количество раз, перенятое от буржуазных националис­тов, слова “насильственная руссификация”, “принуждать к христианству путем жестоких мер” и пр.
Подобный односторонний подход к вопросу может бросить тень на хорошее отношение народов и в настоящее время, а также нанести громадный ущерб делу воспитания татарской молодежи в духе дружбы народов и пролетарского интернационализма.
 
Использованная литература:
1)  “История Татарской АССР” Таткнигоиздат, 1955 г., стр. 154 и др. “Татары Среднего Поволжия и Приуралия”, изд. Наука 1967г. стр. 13, 17 и др. Я.И.Ханбиков “Русские педагоги Татарии”, Казань, 1968 г.
2)  “Татары Среднего Поволжия и Приуралия”, изд. Наука 1967г.
3)  “История Татарской АССР”, Казань, 1955-60 г.г., т.I.
4)  Н.И.Ильминский, Казань, 1895 г., стр. 167.
5)  “И.Я.Яковлев и его школа”, Чувашкнигоиздат, Чебоксары. 1971 г. “Итоги юбилейной научной сессии, посвященной 120-летию со дня рождения И.Я.Яковлева и 100-летию Симбирской чувашской учительской школы”, докл. доц. В.Т.Харитонова, стр. 33.
6)  А.Никольский “Начальные народные училища Казанской губ. в 1894 г.”, Казань, 1896г.
7)  “История Татарской АССР”, Казань, 1960 г., стр. 154 и др. “Татары Средн. Поволжия и Приуралья”, Казань, 1967 г.
8)  Под ред. доцента Я.И.Ханбикова “Из истории педагогики в Татарии”, Казань, 1967 г.
9)  Под ред. доц. Я.И.Ханбикова “Из истории педагогики в Татарии”, Казань, 1967 г.
Доцент /Максимов/.
195271 г.Ленинград,просп. Мечникова 5, кор. 2, кв. 272   Максимов Иван Георгиевич.
 
 
Академия наук Союза Советских Социалистических Республик
Институт истории СССР
Москва, В-36, ул. Дмитрия Ульянова, 19
“11” апреля 1973 г.
№ 303-675р-25
Ленинград 195271, просп. Мечникова 5, копр. 2, кв. 272 Максимову И.Г.
Копия: Москва, Пушкинская пл. 5
Редакция газеты “Известия”, Отдел писем. Кищик Н.
По просьбе редакции газеты “Известия” /Отношение № 45-44677 от 16 марта 1973 года/ высылаем ответ на Ваше письмо относительно термина “кряшен”, присланное в редакцию “Известий”. Ответ написан старшим научным сотрудником Института истории СССР Мухамедъяровым Ш.
Ученый секретарь Института истории СССР /подпись/ /В.И.Кострикин/
 
 
Копия
Ленинград 19527,1 просп. Мечникова, корп. 2 кв. 272 Максимову И.Г.
 
Глубокоуважаемый Иван Георгиевич.
 
По просьбе редакции газеты “Известия” отвечаю на Ваше письмо относительно термина “кряшен”, присланное в редакцию газеты.
Вы правильно отмечаете, что эта своеобразная группа татар-кряшен возникла после завоевания в 1552 г. Казани и присоединения Среднего Поволжья к Московскому государству в результате обращения части татар в христианство. Именно это обстоятельство стало этнодиференцирующим признаком для выделения группы кряшен, у которых затем постепенно сложились и некоторые диалектные и культурно-бытовые различия. Действительно, главным критерием разграничения кряшен от остальной массы татарского населения являлась религиозная принадлежность (первые-православные, вторые-мусульмане). Именно поэтому крещенными татарами интересовались в свое время миссионеры, заботясь о функционировании целой системы по поддержанию среди них соответствующей религиозности и обрядности (храмы, учебные заведения, печатные издания, изготовление утвари, свеч и т.п).
 
Кряшен в Татарской АССР по переписи 1920 г., которая выделяла их среди татар-мусульман, было около 100 тыс. чел., расселенных по всей республике. В настоящее время, с утратой в нашей стране былой роли религии (как ислама, так и православия) в жизни народа необходимость практического выделения и поддержания такого выделения кряшен от остальной массы татар путем определенных религиозно-организационных мероприятий отпала. Все это обусловило и отми­рание термина кряшен в быту без каких-либо правительственных актов. В переписях населения сейчас все татары представлены в целом без выделения отдельных групп, что несомненно свиде­тельствует об интенсивности консолидационных процессов среди татар на современном этапе. Поэтому определить сегодня даже сколько-нибудь точные цифры количества татар-кряшен, хотя бы по происхождению, вообще не представляется возможным, а термин “кряшен” сохраняется только в историко-этнографической литературе и в качестве самоназвания не употребляется.
 
Старший научный сотрудник
Института истории СССР АН СССР
/подпись/ /Ш.Ф.Мухамедъяров/.