По прочтении материалов сборника становится очевидным, что его лейтмотивом является проблема происхождения кряшен как этноса. Сам И.Г.Максимов по этому поводу высказался предельно просто: «Хочется о кряшенах попытаться несколько прояснить запутанный вопрос об их происхождении… от древних предков своих, не имеющих ничего общего с предками татар. …Я буду излагать [мысль] о происхождении кряшен, как это я себе представляю».

Поскольку обострение кряшенского вопроса в СССР было следствием идеологизированного подхода к этнодемографическим процессам и политизации этноконфессиональной статистики, постольку И.Г.Максимов и его адресаты преднамеренно или непроизвольно в своих сугубо научных дебатах вторгались в сферу национальной политики. Драматизм их поведения проявлялся уже в том, что они даже помыслить не могли о возможности прегрешений в деятельности партии и правительства и пытались втиснуть свои умозаключения в прокрустово ложе установленных догм. Так как в охватываемый описанием период использовалась советская термино-логия, авторы рукописей опирались на постулаты марксистско-ленинской теории национального вопроса и пользовались современными для них понятиями «народ», «народность», «буржуазная нация», «социалистическая нация» и другими. Более того, в ходе толкования научных проблем они, вольно или невольно, привлекали для доказательства своей точки зрения не веские аргументы, а политические шаблоны, как, например, «упрощение вопроса», «антинаучный, анти¬марксистский взгляд», «умышленная фальсификация исторических событий» и т. п.

«Попытка принудительной ассимиляции кряшенской народ-ности в татарском народе, - писал в частности И.Г.Максимов, - выглядит как озорство над кряшенами и издевательство над национальной политикой советской власти», «вопрос поставлен с ног на голову, идет спекуляция национальной политикой Советского правительства и Коммунистической партии». При этом все дискриминационные меры по отношению к кряшенам он исключительно и безоговорочно относил к самоуправству местных властей: «Да, в Татарской республике по отношению к кряшенам придуман и существует жупел», «признанную при советской власти, имевшую свою отличную от татар почти четырехсотлетнюю историю, довольно многочисленную кряшенскую народность местная власть «аннулировала» и «приписала» к татарам, не спрашивая самих кряшен, хотят ли они этого или предпочитают жить по-своему, с древним своим самоназванием «кряшены». Такие выпады, естественно, несут в себе налет анахронизма и создают впечатление некой предвзятости выводов и характера трактовки спорных вопросов. Однако на этом, пожалуй, идентичность официальных научных доказательств и максимовских обоснований сути затронутых проблем исчерпывается. При всей своей идейной приверженности коммунистическому мировоззрению и воспитанной в нем советской системой образования верности существовавшему строю И.Г.Максимов не хотел, не мог принять прикрываемый интернациональными лозунгами национализм, великодержавный шовинизм и социально-психологический геноцид. В его рукописях, прежде всего в письмах, нет-нет да прорывались нотки несогласия с реальной действительностью, протест против попрания советской властью самой же ею провозглашенных прав народов на самоопреде-ление и прав человека на этническую самоидентификацию.

Означенная проблема не утратила своей актуальности и органично вписалась в процесс переоценки отечественной истории и социальной практики недавнего прошлого различными кругами постсоветского общества. Этим, надо полагать, и вызван все возрастающий интерес к поднятым И.Г.Максимовым проблемам. Он, безусловно, порожден реалиями современной действительности. В числе их – устранение исторических ошибок, политических перегибов и идеологической зашоренности советского прошлого, переосмысление и перестройка социально-политических институтов, ожидание демократизации жизни общества и надежда на социально-культурный и национально-религиозный ренессанс. Сказались и локальные причины: бурный всплеск татарского национального движения, граничивший с охлократией, провозглашение Татарстаном своего суверенитета и, как следствие этого, проведение курса на татаризацию и исламизацию республики, встреченного православной частью ее населения с известной долей настороженности в целом и вызвавшего обострение кряшенского вопроса в частности. И не без основания. Вялотекущая кряшенофобия в период подготовки и ходе переписи населения России 2002 года резко активизировалась и достигла крайнего предела, превратившись в целенаправленную кампанию по этноконфессионально-социальной дискриминации кряшен.
Может быть, эти обстоятельства не позволили в период обнаружения рукописей И.Г.Максимова объективно, не политизируя и не впадая в крайности, оценить их. Сейчас, когда улеглись страсти, и политическая жизнь страны вошла в спокойное размеренное русло, самое время трезво взглянуть на всю совокупность проблем этнической идентификации кряшен в контексте постановки их авторами сборника. Прежде всего, следует заметить, что социальный фон, созданный воспоминаниями Арентовых, воспроизведенными публикациями прежних лет, не входившими в научный оборот материалами и документами, свидетельствует не только о правомерности, но и о потребности научного разрешения проблемы кряшен.

Поскольку перепитии кряшенского вопроса непрерывно, то затаенные внутри, то выплеснутые наружу, дают о себе знать с 20-х годов прошлого века, постольку считать их периодические обострения искусственно вызванной реакцией, провокацией заинтересованных кругов не приходится. В силу этого не является случайностью стремление И.Г.Максимова разобраться в этногенезе и этнической истории своих сородичей. Он видел, что попытки самопознания, самоопределения, стремление к свободному самобытному развитию характерны для всей этнической истории кряшен. Вопреки тому, что в дореволюционное время кряшены находились под сильным влиянием православных миссионеров, зачастую в угоду им называли себя крещонами (в отличие от самоназвания керәшен/кряшен), они всегда отделяли кряшенство от татарства, понимая под первым христианский (православный), а под вторым – мусульманский образ и уклад жизни.

О стойкости их этноконфессионального самосознания свидетельствует время. Несмотря на лишение кряшен собственного этнонима, а это в советский период было равносильно этнополитическому геноциду, и нежеланию властей удовлетворять их социально-бытовые потребности, что, в конечном счете, должно было привести к ассимиляции и поглощению их общей массой татар, ожидания творцов сталинской национальной политики и ее ратоборцев на местах не оправдались. Кряшены не спешили сливаться с татарами, не выказывали желания и к обрусению. В конечном счете действовавшая на протяжении десятилетий система дискриминации кряшен не привела их к отказу от этнических ценностей и не поколебала их приверженности православию. В кряшенской среде жили воспоминания о своем золотом веке. Это был период этнической истории кряшен, хронологически ограниченный началом 60-х годов XIX и концом 20-х годов XX столетий. Именно тогда кряшены не только обозначили себя в социально-культурной и духовной жизни российского общества, но и заявили о своей самобытности, убедительно продемонстрировали свою самодостаточность. С появлением собственной письменности (1862 г.) , широким по тем временам развитием эксклюзивной, как сказали бы сейчас, системы общего и религиозного образования (с 1863-64 г.) , переводом православного богослужения на родной язык (1869 г.) , зарождением национальной литературы (1878 г.) , что сопровождалось осязаемым ростом духовной и светской культуры, поистине невиданными темпами зрело и утверждалось этноконфессиональное самосознание бессловесных до той поры кряшен, зародилась кряшенская интеллигенция, началась, хотя и очень медленно, урбанизация кряшенского населения.

Во многом благодаря этому в дни Февральской буржуазной революции 1917 года кряшены выступают как самостоятельный ее субъект и оказываются в центре национально-демократического движения края. Они создают национальную секцию в составе образованного в Казани Общества мелких народностей Поволжья (май 1917 г.) . А после Октябрьской революции, преобразовав ее в Национальное общество «Кряшен» , выдвигают лозунг «Кряшены – нация» и пытаются реализовать программное требование большевиков о праве наций на самоопределение. Это было не пустой затеей. На протяжении первого послереволюционного десятилетия кряшены имели все атрибуты самостоятельного этноса: статус народности, общепризнанный этноним, национальные структуры в партийных и государственных (вплоть до РСФСР) органах, периодическую печать и книжное издательство , учебные заведения и культурно-просветительные учреждения . Достаточно напомнить, что Казанская центральная крещено-татарская школа, готовившая в основном кадры учителей для сельской местности, после революции была преобразована в педагогический техникум, а более 60 братских периферийных школ продолжали функционировать в качестве начальных учебных заведений. В статусе суверенного этнического субъекта кряшены участвовали в переписях населения 1920 и 1926 годов. Под эгидой властных структур были развернуты широкомасштабные исследования проблем происхождения, социального развития, национального образования, материальной и духовной культуры, быта и уклада жизни кряшен .

Но процесс их этнического развития был грубо прерван на полпути. Навязанная сверху идея слияния кряшен с татарами на практике обернулась отрицанием кряшенства как этносоциальной общности, лишением ее естественных прав на легитимное существование и этнокультурную самостоятельность. Кряшенское население России, в те годы преимущественно сельское, оказалось по злому умыслу тоталитарной власти брошенным на произвол судьбы на длительном пути этнического самопознания. Оно не имело элементарных возможностей для использования своих этнических ценностей, сохранения государственных и общественных институтов самообеспечения. Номенклатурные работники из кряшен, оставаясь на службе, не могли идти наперекор генеральной линии коммунистической партии и советского правительства. Ученые-кряшеноведы (например, Н.И.Воробьев) были отстранены от исследований, или ради продолжения научной карьеры были вынуждены (как В.М.Горохов) из конъюнктурных соображений отрицать то, что утверждали раньше, на что горько сетовал И.Г.Максимов.

Тем не менее даже в столь резко изменившихся условиях этносоциальной жизни из поколения в поколение передавались древние языческие обряды и прочно вошедшие в обиход христианские обычаи. Следовали им больше в силу традиции, чем осознанно. Малочисленная кряшенская интеллигенция была не в состоянии вырвать соплеменников из пут обыденных, нередко мифологизированных представлений об их происхождении и этнической сущности. Чем менее обоснованы они были, тем более живучими оказывались. И нередко брали верх даже в интеллектуальной среде. Именно такое, выросшее на обыденной, можно сказать, виртуальной почве, мировосприятие легло в основание национальной идеи кряшен.
Поборником этой идеи всю свою жизнь оставался И.Г.Максимов. Поэтому его постигла участь большинства независимых исследо-вателей, объективно говорящих и пишущих о национальной жизни и национальностях, – его всячески третировали, не хотели понять, не давали хода его идеям и предложениям. К сожалению, и сам он не всегда оставался в рамках корректности. Иногда обнаруживал незнание элементарных вещей, нежелание прислушаться к оппонентам, упорство в отстаивании своих ошибочных взглядов. Во всех своих рукописях он назойливо варьировал мысль о том, что происхождение татар ясно, как на ладони, в пылу полемики допускал не дипломатичные выражения в адрес оппонентов: «Пусть… сам автор и редакция призадумаются над всем, что было мной написано, и «лаять» на Николая Ивановича, не задумываясь, так, как это заочно делали в прежние времена ишаны и муллы, не будут». Усугубляло положение то, что многое из написанного И.Г.Максимовым, как в статьях, предназначенных для печати, так и в личной переписке на первый взгляд кажется ненаучным, наивным, порой даже абсурдным. Его суждения, в ряде случаев весьма резкие, можно расценить как несправедливые, противоречащие истине. Чего стоит, например, заявление: «если судить объективно и с точки зрения марксизма, то христианизация для этих (поволжских – ред.) народов была тогда прогрессивным явлением, а мусульманизация – регрессом». С другой стороны, нельзя полностью игнорировать его жизненный опыт, как очевидца описываемых им явлений. «Я человек не старшего, а старого, увы, поколения и своими глазами видел результаты миссионеров, которые за 10 лет едва ли окрестили 10 татар, а также результаты, действительно миссионерской деятельности мусульманского духовенства, когда группы селений и деревень кряшен, чувашей, удмуртов, марийцев переходили в ислам и полностью отатаривались».

Но… это оценки сегодняшние, с высоты, так сказать, современ-ного уровня развития общественной мысли. А И.Г.Максимов, с одной стороны, – выразитель мнений и психологии кряшенского населения своего времени, а с другой стороны, – заложник безраздельно господствовавшего тогда марксистско-ленинского коммунистического мировоззрения. Недостаток знаний, воинствую-щий дилетантизм – не вина, а беда и И.Г.Максимова, и многих подвижников кряшенского этнического возрождения. Все представ-ленные на суд современного читателя материалы являются отражением взглядов на проблему, возникшую не столько вследствие субъективизма или некомпетентности, сколько из-за отсутствия научной разработки проблемы. Как ни странно, и по сей день в научном обороте находится столь скудный объем сведений по этногенезу кряшен, что дело начинать приходится практически с нуля: составлять библиографию источников и литературы, создавать историографию, формировать кряшеноведение как науку .Понимая, что его устремления не вписываются в официальную доктрину национальной политики и потому не находят поддержки идеологизированных советских ученых, он предельно откровенно и исчерпывающе объяснил свою позицию и свои намерения. «Я, конечно, не историк и бывал на родине только наездами, мои записки весьма несовершенны, но, видимо, своевременны, если в ЦК на них все же обратили внимание, послали в институт этнографии на отзыв. Ощущаю это как выполнение нравственного долга. Не история в этом деле меня интересовала, а настоящее положение вещей, для которых история была небольшим обоснованием. Никакой у меня программы тоже нет, а хлопочу я о том, чтобы кряшенам дали в СССР права малой нации».

При жизни И.Г.Максимова эти вопросы даже риторически не ставились. И не только в силу неразвитости науки о кряшенах. Даже имевшиеся скудные сведения были недоступны. И.Г.Максимов питал свою любознательность случайно сохранившимися в библиотеках редкими изданиями, или еще более редкими публикациями. Он в полной мере испытал информационный голод: кряшенский вопрос был снят с повестки дня национальной политики, кряшенская тема закрыта для научных исследований, этноним «кряшен» изъят из официального оборота. В эпоху глобальной интернационализации и атеизации населения страны этническую историю непризнанных (запрещенных) народов можно было осваивать на свой страх и риск, на голом энтузиазме. Так вот, если и не на песке, то на случайных разноречивых сведениях, дополняемых всевозможными домыслами, был вынужден строить свою концепцию происхождения кряшен И.Г.Максимов. Справедливости ради надо заметить, что он еще был в значительно лучшем положении, чем многие советские исследо-ватели. В богатейших архивах и библиотеках северной столицы все-таки можно было выудить кое-какой избежавший запрета материал. И.Г.Максимов сам указывал на это благо. И тем не менее, поднять в одиночку, не будучи специалистом-этнологом теоретически совер-шенно не разработанную тему, без достаточной источниковой базы не реально. Понимал ли это сам прожектер? Конечно. Не случайно он искал молодых помощников-последователей. Не случайно он пытался пробиться со своими суждениями в печать. Не случайно он всеми мерами, доходящими до назойливости, пытался привлечь внимание партийных и государственных органов к кряшенскому вопросу. И даже когда это ему не удавалось, вновь и вновь повторял свои попытки. И продолжал писать, будучи уверенным, что ничто написанное им не увидит свет. Писал, как сказали бы сейчас, в стол. Но верил, что рано или поздно его труды будут востребованы. Пусть даже не как итог его научных изысканий, а всего лишь как повод для размышления, как изначальный импульс исследования занимавшей его проблемы. Он был согласен и на это.

Как знать, если бы на определенном этапе своей жизни он не отдался проблеме этногенеза кряшен, то в профессиональной сфере мог бы при такой настойчивости пойти весьма далеко. Но, судя по всему, овладевшая им национальная идея оказалась сильнее житейского рационализма. Современник и очевидец сначала свободного развития, а затем необоснованной дискриминации своих сородичей, он не пожелал, как это сделали некоторые его соплеменники, смириться с вопиющей несправедливостью. В одиночку, как Дон Кихот, он ринулся на борьбу с этноцидом эпохи правового беспредела, завуалированного самой демократичной в мире сталинской Конституцией СССР 1936 года, и бился о стену глухого неприятия. И конечно же, ничего не добился.

Сам он, не претендуя на академичность формулировок, так определил суть своих изысканий: «Мои несовершенные записки есть форма постановки вопроса: «кряшены не татары», для чего «следует восстановить справедливость в отношении кряшенского народа и возвратить ему право на существование в качестве отдельной самобытной народности, исторически сложившейся в течение ряда столетий с укоренившимся за это время в сознании народа привычным самоназванием «кряшены». Тем самым дать и этой народности возможность развиваться и далее естественным историческим путем, без искусственных преград, наравне и вместе с другими народами нашей Родины».

Чтобы разрешить эту скромно сформулированную, но глобальную научную задачу, требуется рассмотрение множества взаимосвязанных проблем, центральной из которых является происхождение татар и кряшен. Ей посвящены многие страницы рукописей. Но главное не это. При первом прочтении буквально шокирует сама постановка вопроса: «никакого древнего народа – предка казанских татар не было, а предками их являются чуваши, марийцы, удмурты, мордва, кряшены и прочие племена, из которых казанские татары возникли по мере принятия представителями этих народностей ислама». Мягко говоря, это в корне противоречит современным представлениям и фундаментальным научным трудам об этногенезе татар (этногенез кряшен еще не исследован). Однако дальше – больше: по мнению И.Г.Максимова, татары вообще не этнос, а конгломерат отатаренных исламизированных групп поволжских народов, ассимилированных пришельцами из Золотой Орды, они – «омусульманившиеся разные народности Поволжья».

Одно это дает татароведам повод обвинить И.Г.Максимова в некомпетентности, если не сказать больше. Но спешить с этим вряд ли стоит. В своих изысканиях он опирался на труды дореволюционного и советского периодов, в которых превалировали аналогичные трактовки. Достаточно упомянуть самое, пожалуй, авторитетное научное издание – Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона, в котором сказано: «Татары (истор.). Этот термин, как название народа, имеет скорее историческое, чем этнографическое значение. Татар, как отдельного народа, не существует; слово «татары» является собирательным именем для целого ряда народов монгольского и, главным образом, тюркского происхождения, говоривших на тюркском языке и исповедующих Коран». И там же: «Вопросы о составе татарского народа, о большей или меньшей примеси разной крови, о численности их и т.д. решаются учеными весьма различно» . Ему вторило вышедшее полвека спустя справочное издание «Народы СССР», в котором без каких бы то ни было оговорок сообщалось, что «под общим именем татар известны несколько различных по своему этническому происхождению тюркоязычных групп». И, наконец, в конце века, уже после смерти И.Г.Максимова, солидное министерское руководство для госслужащих вновь подтвердило эту трактовку: «Татарами называются сразу несколько этносов, проживающих на территории бывшего СССР. Это объясняется тем, что термин «татары» происходит от тюркского корня «тат» - чужой. Так местное тюркское население обычно называло любых пришельцев. Поэтому сами себя татарами обычно не называли».

Эти точки зрения, безусловно, не бесспорны, и принимать их за истину в последней инстанции ни в коем случае нельзя. Но, учитывая их, невозможно осуждать и И.Г.Максимова. Тем более, что в своих взглядах он был далеко не одинок. В частности, полное согласие с ним выразил в описываемое время директор Чувашского научно-исследовательского института В.Д.Димитриев. «Ваши взгляды на происхождение казанских татар нам представляются правильными», - сообщал он после изучения статьи «Достоверная гипотеза о происхождении казанских татар» и других рукописей И.Г.Максимова. Серьезный повод задуматься над обсуждаемой проблемой дает сообщение И.Е.Алексеева. «В Национальном архиве Республики Татарстан хранятся любопытные документы, не только проясняющие отдельные исторические аспекты исламизации Среднего Поволжья, но и могущие – при непредвзятом изучении – пролить «неожиданный» свет на этногенез татарского народа, - пишет он. - В силу известных конъюнктурных национально-политических соображений они практически не используются местными историками. Одним из таковых является доклад исполняющего дела епархиального инородческого миссионера священника Сергия Багина, датированный 21 июля 1909 года, в котором, в частности, содержатся следующие непривычные для многих высказывания: «татары Казанского края не могут быть рассматриваемы как одно из племен тюркского корня, а как совокупность вышепоименованных инородческих финских племен, объединенных путем пропаганды ислама и слившихся под влиянием ее в одну народность как части целого». Конечно, все вышесказанное является, прежде всего, результатом субъективного восприятия Сергием Багиным мусульмано-христианских взаимоотношений в Поволжье, навеянных, судя по всему, в значительной степени его профессиональной миссионерской деятельностью. Однако автор доклада приводит здесь же любопытные статистические данные, свидетельствующие, по его мнению, о том, что за 70-летний период истории (с 1834 по 1904 годы) численность татар увеличилась на 150 %, главным образом за счет «поглощения» (или иными словами – исламизации) ими чувашей» . Имеются и более впечатляющие сведения. Как утверждал Н.А.Спасский, «в 1826 г. в Казанской губернии было всего 136470 татар, из них христиан 31045 человек, чуваш 371758 человек, по переписи 1897 г. татар насчитали 774627 человек, т.е. за 70 лет татар увеличилось на 545 %. Это произошло потому, что много чуваш и финнов «ушло в татары».

Вряд ли И.Г.Максимов был знаком с содержанием доклада С.Багина, краеведческих трудов Н.А.Спасского, но их точки зрения на происхождение татарского народа полностью совпадают. И пусть это не истина в последней инстанции, тем не менее, спешить с отнесением ее в разряд абсурдных измышлений не следует. Ибо не только поддержка единомышленников питала версию И.Г.Максимова, для ее аргументирования он привлекал доступный этнографический материал. Рассуждая об этнониме татар, он ссылается на предания о том, что и народ себя, и ближайшие соседи долгое время называли его иначе. У луговых мари и теперь нет термина «татарин», есть только «чваш», то есть чуваш, уходящее, скорее всего, к названию чувашского племени «сувар».

Что говорить о тех временах, если и ныне, после издания солидных академических работ, разночтения в вопросах этногенеза татар не преодолены, и прежняя точка зрения отнюдь не предана забвению. Так, по мнению научного сотрудника Института истории АН РТ Р.Ф.Мухаметдинова, «в Казанском ханстве в среде местного населения и мусульманской элиты, которые называли себя «мусульмане» или «казанлылар (казанцы)», слово «татарин» было ругательным, которое означало невежественного в смысле знания ислама ордынца-кочевника, своего рода маргинала степей» . Его дополняет ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН С.В.Соколовский: «С исторической точки зрения категория… “татары” всегда оставалась сборной категорией, обозначавшей тюркоязычное население разного происхождения. В различные периоды российской истории в эту категорию входили азербайджанцы, карачаевцы, хакасы, шорцы, часть алтайцев, крымские татары, чулымцы и др. Нет нужды подчеркивать, что никаких “единых исторических корней” у всех этих общностей нет» . Однозначно мнение по этому вопросу и главного этнолога страны, члена-корреспондента Российской академии наук В.А.Тишкова. «Хорошо известно, - пишет он, - что в России татарами именовали весьма различные и часто не связанные по своему происхождению группы населения в самых разных регионах страны. Семантическое ядро этой мозаичной категории состояло из двух компонентов – тюркоязычности (преимущественно кыпчакские диалекты) и исламского вероисповедания (по преимуществу, принадлежности к суннитам)». – И резюмирует: «По современным представлениям, каких бы теоретических предпочтений ни придерживался этнолог, эта историческая композитная категория никак не может именоваться «народом», поскольку состояла и продолжает состоять из нескольких не связанных общим происхождением и самоназванием сообществ. Лишь не различающий взгляд извне, ассоциирующий тюркоязычность, магометанство и «восточный облик» с принадлежностью к «татарам» лежал в основе этого конгломерата. Взгляд изнутри разрушал это классификацион-ное единство, обнаруживая существенные вероисповедные, языковые и культурные различия» .

У И.Г.Максимова как раз и был «взгляд изнутри», и он всемерно пытался донести его, убедить в его достоверности своих оппонентов. Спрашивается, чего добивался он, отвергая традиционную и отстаивая свою оригинальную, но слабо аргументированную версию происхождения татар. Более всего его угнетало, надо полагать, не только беспроблемное толкование сложных процессов этногенеза татар и традиционно примитивный взгляд на этнообразование кряшен, но и бесправное существование последних, ставших в советское время заложниками антинародной национальной политики и конъюнктурной этнической науки. Он понимал, что не разрушив политизированные идеологические стереотипы, невозможно непред-взято даже сформулировать научно-исследовательскую задачу по изучению этногенеза кряшен, не говоря уже о конкретной разработке этой темы учреждениями и представителями официальной науки. Ведь даже те ученые, которые были солидарны с ним, практически не могли ему помочь. Наглядным тому свидетельством было письмо директора Чувашского научно-исследовательского института В.Д.Димитриева. Выразив свое согласие с мнением И.Г.Максимова по вопросу о происхождении татар, он уклонился от конкретных действий явно по политическим соображениям. «Однако институт не имеет возможности опубликовать Вашу статью, - сообщал он. – В случае опубликования ее казанские товарищи могут сказать: почему статья опубликована в Чебоксарах, а не в Казани. Надо постараться опубликовать ее либо в Казани, либо в московских исторических журналах («Советская этнография», «История СССР», «Вопросы истории»)». И.Г.Максимову ничего не оставалось делать, как с горечью резюмировать: «…Никого, рассждающего по-моему в этих вопросах, слушать не будут: в наше время требуется точка зрения, соответствующая духу времени, а не истине».

На пути достижения поставленной цели первой стояла задача показать несостоятельность сложившегося традиционного взгляда на этнический статус кряшен. Поэтому в рукописях И.Г.Максимова большое место занимают попытки опровержения устоявшейся точки зрения. Причем делается это в присущей ему манере, не взирая на авторитеты. Он обращается в Центральный Комитет партии, доказы-вая научную несостоятельность и практическое несоответствие помещенной в Большой Советской Энциклопедии статьи о кряшенах. Там сказано, что кряшены – это татары с русскими именами. С тем же основанием, пожалуй, можно бы сказать, иронизирует он, что кряшены – это русские, говорящие на татарском языке. Аналогичны его письма в научно-исследовательские институты, редакции научных журналов. Но наиболее острый характер имеет его полемика (правда, не всегда аргументированная) с носителями антикряшенских взглядов. В частности, его прямо-таки возмущает безапелляционное заявление научного сотрудника Института истории, языка и литературы Ю.Г.Мухаметшина о том, что «татары-кряшены никогда не были и не могли быть самостоятельной нацией и даже самостоятельной этнической группой. Они являются теми же казанскими татарами, едины с ними по языку, кулътуре и быту, территории проживания».

Не ограничиваясь риторическими, по сути дела голословными утверждениями, как, например, таким: «чтобы убедиться в том, что совре¬менные татары и кряшены представляют, возможно, родственные, но разные народности, для добросовестного человека совершенно не требуется исторических исследований, а достаточно, побывать в той же Татарской республике, в татарском и кряшенском селениях или городе, поближе познакомиться с представителями той или другой народности», он призывает в союзники известных историков, этнологов, ссылается на их труды. Прежде всего, конечно, на Н.И.Воробьева, высказывания которого по итогам полевых исследований кряшен и поныне являются наиболее цитируемыми. Однако цитирующие не учитывают того, что провозглашение сталинской линии на слияние народов и, следовательно, сокращение их числа вдвое, положило конец воробьевским исследованиям. Они не были доведены до логического завершения, не содержат итогового заключения, а на промежуточные выводы решительным образом повлияла политическая конъюнктура 20-х годов ХХ столетия. Поэтому Н.И.Воробьев в одних публикациях по результатам своих полевых исследований утверждает, что кряшены по всем параметрам претендуют на статус самостоятельного народа, а в других, – что кряшены – крещеные татары. (Такая же эволюция и, безусловно, по той же причине, просматривается и в работах Т.А.Трофимовой по антропологии татар и кряшен).

Но, как это всегда бывает в истории народов, политизация научной деятельности способна принести лишь сиюминутные желаемые результаты. Испытаний временем она не выдерживает. Версия о кряшенах как отдельном этносе вопреки всяческим запретам продолжает существовать и привлекать новых сторонников. Не вдаваясь в подробности, можно сослаться на некоторые заявления наших современников о статусе кряшен: бывший эксперт Приволжского федерального округа А.В.Журавский – «известные этнографы… убеждены, что кряшены являются этносом»; академик РАН С.А.Арутюнов – «совершенно ясно, что кряшены – отдельный народ и не надо пытаться черное назвать белым» ; всемирно признанный этнолог С.Б. Брук – «нагайбаки, кряшены и некоторые другие имеют не меньшее основание считаться самостоятельными этносами»; профессор Д.М.Насилов - «своеобразие материальной и духовной культуры, особенности языка и, что немаловажно, рост самосознания позволяет считать их самостоятельным этносом» .

Чтобы обосновать самостоятельность кряшен как этноса, необходимо, и это ясно представлял И.Г.Максимов, исследовать процесс их возникновения как этнического образования. В связи с этим он впервые, опередив, кстати сказать, специалистов – ученых-этнологов, ставит вопрос о протокряшенах, далеких предках современных кряшен. В тех условиях такая задача была невыполнима по совокупности неразрешимых причин: изъятию из научного оборота литературных и документальных источников, закрытию кряшенской тематики научных исследований, исключению кряшен из официальной статистики, делопроизводства и средств информации, запрету на обнародование любых сведений вне татарского контекста. Тем не менее, И.Г.Максимов использовал любую возможность для получения нужной информации и пытался сконструировать общую картину возникновения кряшен. Мимо его внимания не проходит сообщение, что в VI-VIII веках в области Нижней Камы и прилегающей части Волги обитало тюркское племя “именьковской культуры” и что, по утверждению ученого-тюрколога Н.Ф.Калини-на, потомков населения, оставившего многочисленные археологичес-кие памятники упомянутой культуры, следует видеть в современных кряшенах. Это дает ему основание заявить, что кряшены (точнее их предки), видимо, участвовали в этногенезе татар вместе с чувашами, черемисами, удмуртами. В другом месте он замечает, что в русских летописях упоминается булгарское племя “тямтюза”, обитавшее примерно в 40-50 километрах от Камы, где есть деревня Тямти и речка того же названия, сходство которых наводит на мысль о том, что кряшены, возможно, являются потомками упомянутого племени. Кроме того, одного из своих адресатов он просит узнать, откуда почерпнуты сведения о булгарских племенах агауз и камауз, которые могут пролить свет на происхождение кряшен. А ведь даже Н.И.Воробьев не заикался о протокряшенах и не пошел дальше мысли о том, что они могут быть законсервированной ветвью булгар. Но его умозаключение, оставляющее без внимания существующие сведения о разноплемен-ном и поликонфессиональном населении Булгарского государства, никак не проясняет ситуацию.

Время показало, что И.Г.Максимов был совершенно прав в постановке этого вопроса. Ибо и сегодня он не обойден вниманием ученых. «Сами кряшены считают себя потомками тюркского племени, крещеного еще в VI веке, - констатирует Д.М.Насилов. - В сложении кряшен участвовали как финно-угорские, так и тюркские, в том числе ногайско-кыпчакские и более раннего происхождения компоненты» . Таково же мнение редактора журнала «Вопросы истории», которое приводит в одном из своих писем И.Г.Максимов: «…Кряшены и татары-мусульмане обособились раньше, чем сложилась народность казанских татар. Думаю, что истоки кряшен уходят к более древним временам, чем 1552 год. Христианство в ограниченной степени было у поволжских народов задолго до монголо-татарского нашествия. Казанские ханы насильно увели (в полон) сотни тысяч христиан (прежде всего русских). Их потомки также сливались с кряшенами”. Кроме того, есть немало свидетельств о том, что кряшены имеют финское или чувашское происхождение, что в их этногенезе участвовали черкасские казаки и пленные поляки, расселенные на Закамской засечной черте. А М.С.Глухов считал предками кряшен пришедшие с Востока племена кереитов и керечин.

По-разному можно относиться к помыслам и действиям И.Г.Максимова, но нельзя сбрасывать со счетов, что влиятельные в то время и почитаемые по сей день специалисты в этноисторической и этнополитической сферах указывали на рациональные зерна в его изысканиях. Так, член-корреспондент Академии наук СССР, директор Института этнологии Ю.В.Бромлей в одном из своих отзывов отметил: «Весьма достойно внимания и заслуживает более детальной разработки Ваше замечание о соотношении процессов христианизации и мусульманизации в Поволжье... Быть может, в текст этой статьи Вам удастся включить и заметку об истинной роли Ильминского, о правильной оценке его деятельности» и предложил основательно заняться этой темой. Другой известный ученый В.Н.Басилов признал достоинством статьи И.Г.Максимова «Казан-ские татары и их предки» ее направленность против национализма. Солидаризировался, как уже было отмечено, с версией И.Г.Максимова о происхождении казанских татар В.Д.Димитриев.

В итоге И.Г.Максимов пришел к выводу, что, во-первых, «кряшены были за тысячу лет раньше казанских татар, но как они назывались тогда – неизвестно», во-вторых, «кряшены, вернее их предки, в исламе не были, благодаря чему и сохранились, то есть не стали татарами». Однако этот вывод остался не обоснованным. В силу того, что советская историческая наука золотоордынский период существования Руси однозначно определяла как татаро-монгольское иго, то есть рабство, колониальное угнетение и полное бесправие угнетенных, этот во многом определивший дальнейшее развитие России отрезок времени был изъят из научного оборота и заменен русофильскими догмами. И.Г.Максимов с его слепой верой в истинность марксистско-ленинских постулатов, оказался не готовым к привлечению источников указанного периода для исследования процессов христианизации татаро-монголов и покоренных ими племен, включая протокряшен.
Изучение племенного состава и вероисповедания населения империи чингизидов может послужить тем недостающим звеном в выявлении протокряшен, и не только их, а также в познании процессов христианизации и характера религиозных отношений в их среде. Многие исследователи указывают на древнюю привержен-ность восточных тюрков к несторианству, пытаются в нем отыскать корни современного христианства. Но до сего времени не удается соединить древность и современность и, следовательно, подтвердить преемственность в развитии христианства от несторианства до православия. Между тем известно, что и в Сарае-Бату и в Сарае-Берке (столицах Золотой Орды) существовали православная и католическая епархии, которые осуществляли миссионерскую деятельность, стремясь навязать ханам исповедуемые ими религии и обратить в христианство их подданных. Среди них особое внимание уделялось несторианам. В 1276 году епископ Сарайский и Переяславский Феогност на Константинопольском патриаршем соборе выясняет ряд вопросов, связанных с организацией богослужения кочевников, которые как «ходящiе люди не имеют себе упокойные места», просит указать, «как подобает крестить несториан и яковит». При этом он подчеркивает, что их секты, особенно несториан, очень сильны. Вместе с тем, он просит обсудить ритуал крещения татар, желающих принять православие . Напрашивается резонный вывод, что золотоордынские несториане в период раннего средневековья под эгидой миссионеров планомерно вливались в православие (католическая миссия успеха не имела и во второй половине XIV века была упразднена). Значит, этот период и есть тот самый мост от древнего несторианства к современному православию тюрок-христиан (гагаузов, кряшен, татов).
Столь существенный пробел в доказательной базе оборачивается тем, что суть максимовских утверждений часто размывается нечеткостью трактовок, в силу чего они кажутся голословными, приводят к разночтениям, а порой и к двусмысленности, неопределенности. Прежде всего, это относится к понятиям «кряшены» и «крещеные татары». Для И.Г.Максимова было бесспорным, что первые из них не имели мусульманского прошлого. Противоположные утверждения его сильно раздражали, и он энергично, зачастую более эмоционально, чем аргументированно, выражал свое несогласие. «Татарские современные историки и деятели забивают голову своему народу, что кряшены это пребывавшие уже в исламе татары, которых будто бы русские насильно окрестили», - сетовал он. Но в таких вопросах сетования роли не играют, необходимы серьезные обоснования.

Действительно, не только в те времена, но и сегодня наблюдается путаница. Большинство авторов (включая и кряшенских), считающих себя доками в этом вопросе, никак не могут освободиться от утвердившихся штампов и провести своего рода водораздел между крещеными татарами, православными татарами и кряшенами. Казалось бы чего проще: В историю России вписаны имена тысяч и тысяч христиан-инородцев (вспомните азербайджанца А.К.Казем-Бека, хакаса Н.Ф.Катанова и многих других), потомки которых уже во втором-третьем поколениях полностью утратили свой этнический менталитет и окончательно обрусели. Таковыми являются и крещеные татары, типичными представителями которых в прошлом были князья Юсуповы и фактически все 500 семейных династий, носящих татарские фамилии. Существует весьма многочисленная ветвь не обрусевших татар, исповедующих христианство. Наряду с ними есть значительные группы выходцев в основном из Нижегородской и Рязанской губерний, которые не идентифицируют себя ни с обрусевшими татарами, ни с так называемыми крещеными татарами, ни с кряшенами, а именуются православными татарами. Известно, что в Москве при приходе строящегося храма пророка Даниила на Кантемировской действует татарская православно-христианская община, для которой (до завершения строительства собственной церкви) в храме апостола Фомы регулярно отправляются богослужения на татарском языке. Наряду с ними для членов этой общины в храме святых апостолов Петра и Павла в микрорайоне Ясенево (Оптинское подворье) устраиваются собеседования по основам православной веры, а в храме Воскресения Словущего на Крутицком подворье проходят библейские беседы .

Нельзя сбрасывать со счетов и того, что продолжают существовать и все громче заявляют о своей самобытности сами кряшены. Независимо от того, из каких корней они произросли (а таковых, как у каждого этнического образования, у них должно быть несколько), по образу и укладу жизни, по характеру и психическому складу, по менталитету, они не татары. Если даже допустить, что часть их когда-то и была в исламе, как, например, анатри у чувашей, то за несколько веков обособленного (отличного от мусульманизи-рованного), самодостаточного существования в русле кряшенских социально-культурных традиций, они превратились в самостоятель-ную этническую общность. Неопровержимым подтверждением тому, что кряшенство – это не только принадлежность к православному вероисповеданию, но и присущее лишь данной общности мировосприятие, миропонимание, является описанный этнологами факт существования в недавнем прошлом так называемых некрещеных кряшен. Причем И.Г.Максимов знал об этом не понаслышке. «В 1914 году, - вспоминает он в одном из своих писем, - я сам присутствовал при крещении в церкви Центральной крещено-татарской школы в Казани одного некрещеного (язычника) кряшена из деревни Старое Тябердино (тогда Цивильского уезда), где тогда таких было почти полдеревни». О живучести кряшенства как мировоззрения говорит и упорное нежелание современных кряшен (несмотря на административное принуждение и психологическое давление, фальсификации и подтасовки) признать себя татарами.
По отношению к крещеным татарам (но не кряшенам) он допускал мусульманское (наряду с языческим) прошлое, но в трактовке методов христианизации был непоследователен. Поначалу он заявлял, что «ни в истории, ни в народных преданиях татар, чувашей, марийцев и удмуртов не сохранились конкретные примеры массового применения жестоких мер при обращении их в христианство», и утверждал, что «достаточно было сравнительно небольшого соблазна, выгоды, а, возможно, иногда и некоторого принуждения, чтобы назваться христианином, добавить к многочисленным старым богам еще одного столь же непонятного, христианского, а продолжать жить и молиться по-старому». Но по мере расширения и углубления своих исследований изменил это мнение: «Принятие другой религии простым народом не обходилось без принуждения, и крещение Руси тоже не проходило добровольно, - констатировал он. - Известны и жестокие меры распространения религии. Например, ислам поначалу распространялся в ходе военных завоеваний арабов и поголовного уничтожения тех, кто отказывал¬ся его принять. Есть такие характерные слова одного из арабских полководцев про жителей покоренного города: “Они верны Пророку до тех пор, пока видят острие меча, готового отрубить им голову”. Неопровержимым тому свидетельством являются крутые, действи-тельно жестокие меры золотоордынского хана Узбека, который ради утверждения ислама казнил 70 видных представителей ханской династии. Нечто подобное происходило при распространении христианства рыцарями-крестоносцами среди прибалтийских наро-дов: литовцев, латышей и эстонцев. Эти примеры в истории далеко не единичны.

Отказавшись от отрицания фактов принудительной христианиза-ции народов края после присоединения его к Московскому госу-дарству, И.Г.Максимов эволюционировал от полного непризнания насилия до сословной дифференциации мер воздействия. Насколько нам известно, до него и кроме него, никто над этим не задумывался, хотя для изучения методов христианизации это, несомненно, имеет концептуальное значение. Так он пришел к заключению, что применялась гибкая, строго дозированная политика пряника и кнута: а) по отношению к простолюдинам меры были главным образом поощрительные (вознаграждения, льготы); б) имущественное положение состоятельных слоев ставилось в зависимость от согласия на крещение (сохранение имений, вотчин); в) строгости (“в тюрьму сажати и бити, в железа и чепи сажати”) предназначались отступникам, т.е. поначалу крестившимся, а затем отказавшимся от новой веры; г) жестокие меры (“по сыску казнить и жечь огнем без всякого милосердия”) предписывались на те случаи, если кто рус¬ского человека “обратит в свою басурманскую веру” и по той вере его “обрежет”. И хотя это было, повторимся, новым словом в познании процесса христианизации народов края и имело прямое отношение к крещеным татарам, И.Г.Максимов ограничился попутной констатацией. Ибо его занимали не сходство, а наличие принципиальных различий кряшен с крещеными татарами.
На фоне такого четко обозначенного дифференцированного подхода несостоятельными являются не прекращающиеся попытки некоторых татарских и тем более кряшенских националистов объявить кряшенами всех, у кого в числе отдаленных предков были татары, ногайцы, представители других тюркских народов. Вызывают, к примеру, ироническую усмешку утверждения, что кряшенами были Борис Годунов, Г.Р.Державин, М.И.Кутузов, И.С.Тургенев и многие другие . Как после этого не проникнуться уважением к И.Г.Максимову, не поддержать его в стремлении к истине вопреки всяческим конъюнктурным соображениям?!

Опираясь на исторические сведения о том, что заметную часть населения Золотой Орды составляли русские , а, кроме того, не все русские пленные и их потомки возвращались на родину, он полагал, что именно они, обосновавшиеся на чужбине и успевшие, хотя бы по языку, отатариться, стали первыми официально объявленными «крещеными татарами». Могло быть, что православное духовенство нашло среди бывших подданных Казанского ханства готовую к принятию христианства паству, но в своих отчетах об этом сочло удобным умалчивать. “За это говорит также и то, - констатирует И.Г.Максимов, - что на первых порах обращение в христианство татар шло довольно успешно”. Не исключено, считал он также, что кряшены в какой-то степени являются потомками групп, принявших христианство в результате сношений с русскими еще задолго до возникновения Казанского ханства.

Но главным аргументом в его рассуждениях являются выявленные к тому времени антропологические различия между татарами и кряшенами. Ссылаясь на данные, полученные Т.А.Трофимовой в процессе полевых исследований в Татарской республике, а именно, что "кряшены характеризуются преобладанием светлых компонентов, т.е. тех, которые особенно ярко выступают среди соседних финских групп, а также и среди местного русского населения”, И.Г.Максимов констатирует, что кряшены возникли не из татар-мусульман и, следовательно, являются двумя разными народа-ми. Преобладание среди кряшен европеоидного антропологического типа может найти объяснение также в том, что в их этногенезе принимало участие, и в очень значительной степени, какое-то финское племя, ассимилированное когда-то тюркоязычными предками кряшен. Вполне вероятно также то, что кряшены являются в какой-то степени потомками русских, тысячами угоняемых в полон при постоянных набегах татар из Казани на окраины Московского государства. Вместе с тем, он чужд антагонистического настроя против татар, называя их братским тюркским народом, допускает мысль о возможности существования некоторых общих предков, общих элементов древнетюркской культуры, родства языков.

Весьма осмотрительно, даже излишне осторожно высказывает И.Г.Максимов свои предположения о будущем. Как глубокий аналитик, он понимает, что не только носителем, но и важнейшим хранителем этничности является язык. У него нет сомнений в существовании самостоятельного, самодостаточного как для бытового общения, так и для интеллектуального самовыражения кряшенского литературного языка. Как воспитанник крещено-татарской школы, где обучение было построено на родном языке и специально разработанной письменности на основе кириллицы, он обладал достаточной лингвистической компетентностью и с тревогой следил за развитием языковой ситуации в республике. Его беспокоило закрытие кряшенского педагогического техникума и, как следствие, упразднение кряшенских сельских школ, негласное преобразование их в татарские. В начальных школах преподавание построено так, констатирует он, что имеет в виду только татар, с их обычаями, бытом, культурой, историческим прошлым и прочим, хотя весь состав учащихся может быть кряшенским. Таким образом, происходит замена кряшенского языка на татарский, кряшенской этнической истории на татарскую, и далее в том же духе, вплоть до подмены одного этноконфессионального менталитета другим. На вопрос: можно ли насильственным путем ассимилировть какую-либо народность или часть ее в другом народе? – ответ его звучал однозначно: можно, если лишить ее национальной школы, а, значит, и родного языка.

Мы не знаем, куда нас ведет история, рассуждает он. Пока же в действительности, кажется, идет медленное обрусение и татар и кряшен в результате обучения на русском языке. Мне это тоже не совсем нравится, как и истинным татарам. Очень может статься, что кряшенская интеллигенция сольется с русским народом в первую очередь, а затем то же произойдет с татарской интеллигенцией и в конце концов дело дойдет до простого народа. Может быть, одни быстрее, а другие медленнее идут по той дороге. Будущее во мраке неизвестности. Остается честно писать и не фальсифицировать историю, - призывает он и заключает: Это со временем тоже придет. А пока пусть каждая разновидность этническая существует.
Такова основная канва рассуждений и выводов энтузиаста-исследователя И.Г.Максимова. Не претендуя на полный охват и тем более исчерпывающий анализ всей совокупности озвученных проблем, позволим себе высказать обощенное мнение, своего рода резюме издателей по поводу публикуемого сборника. Несмотря на неоднозначность его материалов по содержанию, степени их востре-бованности, исторической ценности и современной значимости, они представляют собой самый солидный в новейшей истории научный труд в области кряшеноведения. И пусть далеко не все точки над i расставлены в нем, отрицать его фундаментальный и прикладной потенциал в исследовании кряшен как объекта социального познания не приходится. А в какой степени будет реализован этот потенциал, зависит от отношения исследователей к нему.